Янтарная гавань - Виолетта Орлова

– Я категорически не согласен с высказанными обвинениями, тем более что в большинстве пунктов – это просто наглая ложь. Единственная моя вина состоит в том, что я разрешил друзьям уйти вместе со мной из школы. Теперь я отчетливо осознаю, что не должен был этого делать. Я действительно искал отца; это мой путь и ничей больше, соответственно, мне не следовало впутывать в это рискованное предприятие тех, кем я дорожу больше жизни. Что касается воровства, каких-то нападений, то это просто… просто… – юноша запнулся, вновь начав волноваться. Он вдруг почти физически ощутил отвращение от того, что должен доказывать свою невиновность в столь мерзких поступках. Бедный подсудимый вновь почувствовал тошноту; увы, он не был привычным к публичным выступлениям, большие скопления людей пугали его, необходимость оправдываться сильно задевала его гордую натуру. Поэтому он не мог продолжать, а просто расширенными от волнения и испуга глазами смотрел на мучителей, не находя верных слов. Что бы он ни говорил, какие бы доводы ни приводил, тот, кто верит в его виновность, все равно останется при своем мнении.

Почему так происходит? Все оттого, что человеку обычно приятнее верить самому себе, нежели кому-то еще, а тем паче они не желают признаваться в своих ошибках. Люди не любят правду, они любят самих себя – в этом все дело.

– Это просто ложь! – неожиданно помог ему адвокат, который отчего-то вдруг вспомнил, что является защитником, а не праздным слушателем. – Выдумки расстроенного отца, желающего огородить сына от дурного, как ему кажется, влияния. Вы ведь это хотели сказать, мой мальчик?

Артур слабо кивнул головой. Нет, сегодня он явно не в форме. Неужели он все никак не придет в себя после того ужасного отравления?

– Принесите воды, моему клиенту нехорошо! – живо воскликнул тогда адвокат, и присяжные заволновались. Все женщины-судьи (от самой тонкой до самой полненькой) были на стороне подсудимого. Одним благообразный юноша представлялся родным сыном, другим – младшим братом, третьим – красивым и загадочным армутом, четвертым – блистательным кавалером, с которым было бы неплохо завести интрижку, но так или иначе все дамы сходились в одном: нельзя более терзать беднягу ни минуты, он и так стоит перед ними едва живой. С этой точки зрения свидетельство Дорона Треймли действительно показалось им обычной руганью сварливого старика, который излишне трясется за своего сына и не желает признать, что тот уже вырос и сам должен принимать решения.

Так что в один момент особенно выпуклым сделался очевидный факт – юноша невиновен и лишь по грубой ошибке оказался на стуле подсудимых. Слишком уж много было положительных свидетельств, и даже, если быть точнее, их имелось в таком количестве, что государственному защитнику даже не было нужды вмешиваться в ход судебного процесса. Теперь становилось понятно, почему он не задавал вопросов: дело и так казалось кристально ясным.

Несмотря на эту необычайную силу защиты, упрямый прокурор все еще не был убежден. Он по-прежнему с откровенной холодностью и неприязнью смотрел на Артура, и у некоторых, особенно наблюдательных, стала закрадываться в голову мысль о том, что у прокурора на руках есть какой-то важный козырь, которым тот не преминет воспользоваться в определенный момент. Господин Правдинс выглядел спокойным и уверенным в своей правоте, и это особенно сильно бросалось в глаза. Изредка он поигрывал желваками на своем неприятном квадратном лице, словно разминая челюсть перед смертельным нападением на жертву.

А потом стали допрашивать последнего свидетеля.

Глава 41 Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего

Он медленно поднялся на сцену, немного даже вальяжно, с ленцой, будто бы оказывая всем неимоверную услугу. Его как-то не приметили раньше, ибо держался он тихо, в стороне от других, между тем являясь одним из самых важных свидетелей, ведь ему тоже довелось участвовать в загадочном путешествии вместе с обвиняемым. И так же небрежно, немного высокомерно глянул он на Артура, словно лениво мазнул ножом по ореховому маслу. Впрочем, человек наблюдательный бы заметил, что все эти ужимки – напускное, притворство, предпринятое лишь для того, чтобы скрыть собственное неимоверное волнение. Прокурор же вскинулся как гончая и даже немного подскочил на месте в нетерпении желая начать допрос.

До сего момента, надо сказать, положительных свидетельств было куда больше отрицательных. Пока версию Дорона поддержали только жандармы; но у беруанцев уже закралось подозрение о том, что полицаи подкуплены. Поэтому весьма интересным представлялось выслушать последнего свидетеля; на него, в некотором роде, возлагались особые надежды – зрители желали услышать нечто из ряда вон выходящее, сумбурное и даже неприличное, прокурор надеялся вытянуть из него компрометирующую обвиняемого информацию, адвокат же, напротив, должен был желать обратного. Словом, зал взволнованно притих и весь как бы обратился в одно гигантское ухо.

– Вы находились в числе тех студентов, которые покинули стены Троссард-Холла и последовали за обвиняемым. Каковы были ваши цели?

Тод легонько кивнул; он уже заранее приготовился к этому вопросу.

– Да, я был вместе с Артуром. Цели у меня были разные, о некоторых я бы предпочел не говорить здесь.

– Вот как? Почему же? – заинтересованно пролаял своим визгливым голосом государственный обвинитель, очевидно, учуяв подходящую почву для дальнейшего допроса.

Беруанец вызывающе поднял голову и насмешливо улыбнулся; казалось, он всем сердцем презирает затянувшийся процесс, а более всего – господина прокурора, отчетливо смахивающего на породистого бульдога.

– Есть вещи, о которых лучше умолчать, когда вокруг столько ушей, – таинственно изрек Тод.

– Весьма загадочно. Но скажите хоть, связано ли это каким-то образом с личностью подсудимого?

Тод поднял глаза и вновь оценивающе посмотрел на Артура.

– Нет. Пожалуй, нет.

Из-под массивных челюстей раздался вздох неприкрытого сожаления.

– Что ж. Тогда продолжим. Поддерживаете ли вы версию своих товарищей? Как, по-вашему, мог ли в действительности обвиняемый напасть на достопочтенного Дорона Треймли с армутским ножом?

Тод длинно улыбнулся, продолжая испытующе смотреть на Артура. Казалось, он сейчас изощренно мстит сопернику за все недопонимания, которые ранее происходили между ними. И так мучительно и напряженно было это молчание, что некоторые зрители не выдерживали и начинали нетерпеливо восклицать:

– Ну, ну! Ответь же! Быстрее!

– Я абсолютно точно убежден, что не мог, – медленно ответил вдруг беруанец, своей репликой невероятно расстроив господина прокурора, который с характерным для него профессионализмом почувствовал в лице Тода своего сторонника.

– Почему вы так думаете, позвольте спросить? – кисло поинтересовался господин Правдинс.

– Потому что у него совершенно не было