Янтарная гавань - Виолетта Орлова

со старым черным вороном, настолько дряхлым, что, казалось, он уже никогда не взлетит. Все его тело сотрясалось нервной дрожью, словно мужчина был тяжко болен. Глядя на него, создавалось впечатление, что именно он недавно лежал в больнице имени Короедникова, только почему-то легкомысленные врачи выписали его раньше времени.

Тяжелым немигающим взглядом опасный свидетель уставился на Артура, который, хоть в своей обычной манере и поднял вызывающе голову, тем не менее в сердце ощутил холодный трепет и тревогу. Бедный мальчик не мог даже вообразить, что ему придется однажды судиться с отцом лучшего друга, который отчего-то сделался его непримиримым врагом. Как странно и нелепо порой случается в жизни – те, кто по определению должны быть на твоей стороне, вдруг оказываются в противоположном лагере. Ты им искренне верил, уважал, даже по-своему любил, готов был защищать, а вместо благодарности или хотя бы простого ответного чувства – дружбы, крупицы понимания – получил нож в спину, да и не какой-то там нож, а фирменный армутский с кривой рукояткой. Как ни парадоксально, но именно от «своих» почему-то приходятся самые болезненные и даже разрушительные удары.

От подлого Киля, мерзкого Грызуна или жестокого господина Ролли Артур еще мог ждать любой подлости, но все их гнусные поступки не сравнятся по своей силе с этим клоунским судом, организованным отцом лучшего друга, на котором пытаются опорочить его доброе имя, а так же выставить с дурной стороны самых дорогих для него людей.

Если он проиграет теперь, то не только никогда не сможет вернуться к прежней жизни в Троссард-Холле. Ему вообще придется раз и навсегда забыть нормальную спокойную жизнь, Беру, надежду неплохо устроиться, чтобы обеспечить себя и Диану, не говоря уже о том, что он должен будет навсегда оставить саму идею найти отца. Юноша даже малодушно подумал о том, что, возможно, он зря отказался от издевательского предложения господина Треймли улететь в Клипс. Оттуда, по крайней мере, он смог бы в любое время беспрепятственно уйти, чтобы продолжить поиски. Но, увы, уже поздно, поздно что-либо менять!

В какой-то момент этого молчаливого созерцания друг друга у Артура появилось странное, чуждое его натуре чувство – ему вдруг страстно захотелось броситься в ноги этому человеку, просить его немедленно закончить фарс, прекратить столь мучительную экзекуцию, умолять о прощении. В руках Дорона в настоящий момент без преувеличений находилась его жизнь, и он это отчетливо осознавал. Если бы можно было просто объясниться, примириться, как это обычно делают друзья, если между ними возникли недопонимания! Но Дорон Треймли уже не являлся его другом; сумрачный неприязненный взгляд это отчетливо подтверждал. Наверное, мужчина с какой-то болезненной проницательностью, охватившей его в этот момент, догадался о малодушных мыслях Артура, ибо на бледных губах его заиграла торжествующая улыбка. Он ни секунды не сомневался в своей победе. Опасный свидетель с остервенением ринулся в бой, а начал он надтреснутым голосом, зазвучавшим вскоре в полную силу.

– Я знаю подсудимого вот уже более двух смрадней, – проникновенно сказал он, обращаясь как бы к публике и к самому Артуру одновременно. – И, признаться, первое мое впечатление об этом мальчике было очень хорошим. Посмотрите на него – честное лицо, открытый взгляд, благородная осанка, наличествуют даже некоторые манеры, одет с иголочки, как столичный франт, да и, что говорить, весьма приятен на лицо. Его провинциальная скромность была столь искренней и подкупающей, что я, признаться, очень обрадовался, что мой сын водит дружбу с таким добропорядочным человеком. Мы радушно приняли его в своем доме, всячески обласкали, и я даже надеялся, что Артур в дальнейшем станет частью нашей семьи. Но, увы, наверное, я слишком хорошо думаю о людях, – здесь Дорон сделал внушительную паузу, как бы предоставляя зрителям поразмыслить о его словах. – Потом… Все мы знаем, что произошло потом. На столицу Королевства напал неприятель. Все школьники, от мала до велика, откликнулись на призыв защищать свои гнездимы. А что же делает наш скромный и благовоспитанный мальчик? – вопрос этот был задан как бы к первым рядам, и зрители уже начали перешептываться, пытаясь понять, к чему клонит Дорон.

– Что же он делает? – в полный голос воскликнул какой-то мужчина, агрессивно настроенный против Артура. Дорон печально улыбнулся.

– Ни-че-го! Да, господа, он ничего не делает! Наш прекрасный мальчик просто подло бросает друзей и надолго исчезает из школы… Тихонько пережидает, пока на древе стихнут беспорядки. А потом, когда беруанцы одерживают победу, он смеет заявляться прямо к нам, желая вместе с остальными пожать лавры этой тяжелой и кровопролитной победы! Да, он хитер, наш безобидный мальчик. Я его понимаю: нельзя родиться в провинции и не желать обосноваться в столице. Конечно же, он всегда мечтал выбиться в люди. Само по себе это стремление весьма похвально, но не тогда, когда в ход идут нечестные методы! Артур всегда умел произвести хорошее впечатление; более того, он внушил моему сыну, что не участвовал во всеобщем противостоянии, так как его удерживали силой в какой-то пещере! Вообразите себе эту неправдоподобную историю! А мой наивный сын ему поверил. Признаться, Тин был им очарован. Он мог последовать за ним куда угодно, хоть на край света! Эта болезненная привязанность уже тогда немного насторожила меня. Я предупредил сына, чтобы тот спокойно учился и не совершал глупостей. А потом мой единственный и горячо любимый наследник надолго исчезает! Мы подняли на ноги всю жандармерию города, я искал везде, везде! Мы уже и не надеялись увидеть своего сына живым! – Дорон сбился и странно всхлипнул, словно собираясь заплакать. Присяжные сочувственно кивали головами, совершенно очарованные грустной историей бедного отца. – За это время я многое узнал про нашего таинственного мальчика. Оказывается, до поступления в Троссард-Холл он жил в Клипсе. В том городе о нем ходят ужасные слухи: он участвовал во всех местных драках, воровал, избивал слабых… Воспитывался у какой-то нищей пьянчужки… Немудрено, что он так желал поскорее покинуть родной город! Впрочем, все эти сведения, к сожалению, не помогли нам в поисках. Мы лишь узнали, с кем имеем дело. Выяснилось, что, несмотря на приятную внешность и невинные голубые глазки, он – вор, драчун, лгун и трус! – Дорон проговаривал эти обвинения, для значимости сопровождая свои слова потрясанием руки в воздухе. Совершенно завороженные и загипнотизированные этим моноспектаклем, зрители, не отрываясь, следили за его трясущейся дланью. Затем говоривший как бы чуть развернулся к обвиняемому и указал на него перстом, словно подытоживая вышесказанное. И вновь взгляды безжалостной толпы дотошно вперились в лицо загадочного юноши, намереваясь прочитать в