Час в копилке - Владимир Германович Корешков

Макс, в очередной раз потянувшийся к стакану, так и не решился глотнуть. Пахло не курьёзами, а какой-то дрянью. На экране мелькал хоккейный матч. Старик-бармен некоторое время понаблюдал за хоккеистами.

– Дерьмо, а не команда, – прокомментировал он, – так вот, сказали, что этот избранный мальчонка будет одет в костюм медведя. Вышел я к детворе, а там этих медведей – как у тебя девок. Ты пацан видный, у тебя девок тьма, вот и там была просто чёртова уйма грёбаных медведей.

Максу был неловко отойти от стойки, поэтому он продолжал слушать разглагольствания бармена.

– Конечно, медведи разные: белые, бурые, панды там всякие… Вручил не тому, сканда-а-ал был. Медведь, которому я не дал подарок – в рёв, тот, у которого потом отобрал, то, что дал, тоже в рёв, короче чёртова уйма ревущих медведей. А другой раз у своей партнёрши-Снегурочки шпаргалку с ролью спёр случайно! Она её на снежинку наклеила, текст-то выучить мозгов не хватило! А я сверху свою накладную бороду положил, снежинка и прилипла. Вот умора, а, пацан? Ходит она, ищет свою снежинку и не придумать ей, что шпаргалка в моей бороде запуталась. И я не знал. Ещё пошутил тогда: ты бы, Снегурочка, под шубой у меня да пониже пояса поискала! Снегурочка знатная была, я б её себе под шубёнку пустил бы с радостью… А нашли снежинку после представления уже, когда я бороду с себя снял.

Он засмеялся. Смех у него оказался косой какой-то… Рот набекрень, словно у инсультного. Или как ещё описать – Макс не знал. Почему-то при смехе у старика чуть в сторону смещалась нижняя челюсть и нос-ледокол тоже менял направление за ней следом.

– А было и такое. Зовут меня дети, зовут. Я и выперся на сцену. Не знал, что по сценарию не время ещё…

Макс от его словоохотливости утомился. Казалось мерзким, что старик, который несовершеннолетнему без зазрений совести продал виски, да ещё и приговаривает всякое про чертей, играл Деда Мороза. Что-то в этом было неправильное… Макс, конечно, в сказочки уже не верил, но и осквернять для себя образ новогоднего волшебника не хотел.

– А один раз мне коньяк и конфеты в пакете подарили. Я свой пакет за кулисами оставил, а воспитатели его в мешок со всеми подарками положили. То-то малыш обрадовался, когда вместо дурацких погремушек мой коньячок в подарке обнаружил.

И он снова засмеялся «смехом набекрень».

– А почему бар называется «Три тетради»?

Старик замолк на полусмехе, вернул челюсть в исходное положение. Видно было, что он борется с соблазном, наплевав на заданный вопрос, продолжить свои воспоминания.

– Позвольте я вам расскажу, молодой человек, – раздался голос со стороны одного из столиков, вероятно того, что за перегородкой. Никто из тех посетителей, кого было видно от стойки, не смотрел в Максову сторону. – Сделайте мне тоже порцию виски с содовой.

Старик загремел стаканами и бутылками, а Макс взял свой напиток и переместился за столик к незнакомцу.

Этот новый персонаж оказался не менее странным, чем старик за стойкой. Только если у того лицо почему-то вызывало желание описать каждую деталь, то у этого лица будто и не было вовсе. Месиво какое-то. Не в смысле – кровавое. Нет, это не лицо жестоко избитого человека. Но черты на нём смазывались и рябили, как помехи на экране телевизора. Или вот ещё – будто это не лицо, а лобовое стекло автомобиля, по которому щётки туда-сюда возят серую снежную кашу. И оно всегда было покрыто тенью, сколько бы света на него ни падало!

Макс решил, что нанюхался вискаря. Пить его уж точно не стоит в таком случае! А то не только лица посетителей бара, но и дорогу до дома развезёт так, что не дойти.

Одет этот, размазанный, был в чёрное – пиджак и рубашка точно. Брюки не видно, но вряд ли они белые. За спиной у него на спинке стула висела чёрная куртка.

– Никакой интриги, молодой человек. – Голос «размазанного» тоже был словно жёванный, невнятный и растянутый, как слайм. Создавалось ощущение, будто всего этого человека нарочно исказили. Как бывает в каких-нибудь передачах, где выступающий пожелал остаться неизвестным, – бар называется «Три тетради», потому что у бармена есть три тетради…

От стойки донёсся смех старика:

– Точнее не объяснишь, а, пацан?

– Но это не обычные тетради! – тянул незнакомец.

– И снова в точку! – встрял старик.

– Да заткнись ты уже, трепло! – Голос незнакомца ничуть не изменился в интонациях и нисколько не стал громче. – Ты ведь хочешь получить свою долю, думаю?

Старик вдруг притих и неуверенно сказал:

– Парню на вид не больше пятнадцати… Жалко ведь, – а потом снова загоготал, сводя челюсть на сторону, – а хотя, чего это я? За свою долю я раскрою секрет тетрадей любому!

– Я сам справлюсь, – протянул «размазанный». Его лицо по-прежнему было покрыто рябью, Макс не мог разобрать ни единой черты.

– Верни клипы, надоел твой спорт…

Старик опять постучал пультом об руку. На этот раз кнопка сработала.

Макс чуть не попросил переключить и рябящий канал на лице незнакомца, но только хлебнул виски, сморщился и, продышавшись после обжигающего алкоголя, спросил:

– Так что там с тетрадями?

Глава 13

Мысли, которых у меня никогда не было, из дневников, которые я никогда не вёл

Бар «Три тетради» не вполне реален. Он, разумеется, существует на самом деле, но весь обклеен моими желаниями, можно даже сказать – завёрнут в них, потому что именно через этот бар я получаю заказы на убийства.

В баре я давно стал завсегдатаем. Прихожу в разное время, но занимаю один и тот же столик. На нём всегда табличка «Зарезервировано». Само собой, ни бармен, ни посетители не знают, что я тот самый киллер, прозванный в народе Монеткой. За привычку выбирать, кто же в итоге умрёт – жертва или заказчик. Они считают, что я решаю это с помощью орла и решки. Но там другие критерии выбора,