Час в копилке - Владимир Германович Корешков

Моё лицо обработано желаниями покруче всякой пластической хирургии. Скорее всего, для каждого посетителя бара оно разное. Повторяется сочетание черт исключительно для бармена, чтобы этот разговорчивый тупица пускал меня за мой столик. Он тоже не знает, что именно мне периодически передаёт накопившиеся заказы из трёх тетрадей. Для него я постоянный гость. Я редко прихожу с кем-то в паре, отделываюсь короткими фразами, а некоторые и не договариваю до конца. Меня раздражает общение и его болтовня, в частности, поэтому ко мне со своими рассказами бармен давно уже не лезет.

Все взаимодействия с органами правопорядка, разумеется, тоже обработаны желаниями. Меня не заметят, не опознают, не сумеют описать, уж точно не арестуют и не отправят в тюрьму, даже если я стану оказывать свои услуги абсолютно открыто. Впрочем, они и сейчас не засекречены. Все жители города прекрасно осведомлены, какие развлечения их ожидают под вывеской «Три тетради». Но на чужой роток тоже наброшен платок моих желаний. Людям не запрещено делать мне рекламу, но при этом пресечены любые попытки расправиться с пивточкой. Жители перешёптываются, возмущаются, но не пишут жалоб и не насылают на бар инспекций и проверок. К тому же на официальных картах города такого бара не существует. Я об этом позаботился...

Пообщаться с Максимом, признаюсь, мне было бы интересно. Я никогда не представлял нашей встречи, но вряд ли мог предположить, что состоится она в «Трёх тетрадях». Я видел его и прежде. Это абсолютно ладный, гармонично сложенный и откровенно симпатичный подросток, даже странно, что Марина постоянно называет его в письмах неудачником. Сейчас я рассмотрел сына внимательнее. Его лицо раскраснелось от глотка виски. Но взгляд Макса меня смущал. Он словно пытался изучить меня подробнее, казалось, что-то его настораживало в моём лице. Он то смотрел на стакан и почти демонстративно отставлял его в сторону, то снова приглядывался ко мне, из чего можно было бы сделать вывод, что Максим считает себя сильно пьяным, а изображения перед ним плывут. Тем не менее, если он попросит ещё порцию виски, я непременно закажу и оплачу.

И да, я обязательно расскажу ему про тетради несмотря на то, что он ещё слишком юн. Не остановит меня и то обстоятельство, что все три так или иначе связаны со смертью.

Ха, из меня бы вышел ужасный отец. Зря Марина пытается воссоединиться.

– Тетрадей три, – ответил я Максу на вопрос, – первая создана для заказчиков киллера…

Максим оторвался от созерцания стакана. Он, вероятно, ожидал каких-то других историй про тетради. Например, что в одной – обычное меню, во второй – детское, а в третьей – винная карта. Полагаю, этот юный мальчик ещё не знает, что в мире есть места, где о любых – даже самых грязных делишках – разговаривают вслух.

– Прикольно, – хихикнул Макс, – есть такой мультик «Тетрадь смерти». И тут типа, как в мультике: кого записали, тот умирает? Можно я буду звать вас Рюк?

Я поморщился. Не люблю сравнений своей придумки с этим аниме, хотя шедевр Тэцуро Араки я, разумеется, видел.

– Зови, если хочешь, – ответил я. – В здешней тетради немного по-другому. Не всякий, кого записали, умрёт. Киллер сам выберет, кого убрать: заказчика или жертву.

– Класс! Это тетрадь для Монетки?

Кажется, я поторопился, назвав сына «юной незабудкой». Всё-то он знает!

– Угадал, – нехотя подтвердил я, – пойдём дальше. Вторая тетрадь – дуэльная. Что-то вроде русской рулетки, но без оружия. Приходят в бар двое спорщиков, хотят выяснить отношения, вносят свои имена в дуэльную тетрадь, а через некоторое время один из них умирает. И третья тетрадь, – продолжил я, не дав Максу опомниться, – суицидная. В неё вписывают имена те, кто хочет свести счёты с жизнью, но никак не решается. А Монетка не из робких, сам понимаешь. Сделает всю работу за слабаков.

– А передаю заказы я! – гаркнул бармен от стойки, чтобы про его участие в деле не забыли. Знает, что за долгие годы существования бара ни разу не было проблем с законом, вот и бравирует. Сменить его, что ли? Или пусть работает?

– Суицидная тетрадь? – Макс хлебнул из стакана. – А это… Это очень дорого?

Я задумался. Не о цене, разумеется. Прайс был мне известен. Тем более, что стоимость услуги для Макса моментально озвучил бармен. И даже поделился, какую долю с каждого заказа получает он. Макс, услышав цену, втянул голову в плечи и сделал ещё глоток виски.

– У меня столько нет…

Наверное, так и происходят разговоры отцов и сыновей о чём-то важном и вечном. Сейчас мне стоит вразумить его, рассказать о ценности жизни, перечислить причины, по которым пытаться прервать её раньше времени не стоит. Спасибо старику, он и тут меня опередил.

– Эй, малец, – захохотал он, – не спеши сводить счёты с жизнью по молодости. Поверь, во взрослой жизни причин будет куда больше! И деньжат подкопишь!

Я размышлял. Макс – это путь к Марине. Марина – это дорога к моему прошлому, в котором ещё есть моя семья, где был марафон добрых дел «Час в копилке», где от меня не отказалась родня, где мы – юные влюблённые – ходили на романтические свидания. Это нить, за которую я держусь, потому что ничего другого – светлого и радостного – у меня не осталось. Сообщения от Марины доставляют мне удовольствие, равно как вдохновляет и даже возбуждает возможность промолчать в ответ. Женщина, которая с тобой на протяжении стольких лет, пусть и привязанная магическими лентами – это козырь для мужского самолюбия. Держать на крючке, давая видимость свободы, но всегда чуть подтягивать леску и дёргать рыбку за губу, когда она отплывёт слишком далеко, посчитав, что действительно вырвалась на волю.

Но я не помню Марину. И вряд ли она зачем-то в действительности нужна мне. И этот пацан, сидящий напротив, не нужен тоже.

– Почему же? – возразил я бармену. – Каждый волен распоряжаться своей жизнью, как ему вздумается. В любом возрасте!

Макс ещё больше сжался и крепко обхватил опустевший стакан.

– Повторить? – спросил я. Он кивнул. – Скажи, тебе действительно не хочется больше жить?

– Я, честно говоря, не знаю… – его уже развезло, и он говорил горячо, искренне, но не слишком чётко, – мне кажется, я мешаю матери…Я думаю, без меня у неё была бы какая-то другая жизнь. Она бы наладила