Тьма. Том 4 - Лео Сухов

всё больше. И когда их стало по три штуки на зал, стало явно: выход совсем близко. Особенно когда среди отмеченных проходов попался один, который мы уже выбирали и которым прошли, причём чуть ли не в первом зале.

Очень подло, между прочим! Если бы мы не оставляли пометки на стенах, то выбрав этот проход, сместились бы куда-то в самое начало! И пришлось бы проходить всё заново.

В общем, изначально шансов пройти лабиринт за сутки у нас не было. Как я и подозревал, Тьма не собиралась никого отпускать. Однако и она не могла предусмотреть все мелочи. И прихваченный Андреем камень либо не заметила, либо не приняла в расчёт.

Я же сделал себе зарубку на память: в следующий раз стоит брать с собой в кризис полезные вещи. Фонарик какой-нибудь, краску люминесцентную, оружие…

И нет, я не сошёл с ума. Оно же как происходит? Другие двусердые во время кризиса просто спят, и ничего им во сне не требуется. Впрочем, если вдуматься, я тоже сплю… Наверно, поэтому управление над моим телом и берёт Федя-младший. А мне остаётся доступна только тенька и работа с нею.

А почему? Все преподаватели в училище утверждали, что управлять тенькой мы должны настолько хорошо, чтобы даже во сне не напортачить. В конце концов, иногда, в сложных ситуациях, плетение щита приходится держать подолгу — в том числе, когда спишь. А значит, такая возможность у двусердых изначально имеется, просто её надо натренировать.

И получалось, что в этом странном сне я тенькой управлять могу. А вот телом — нет. Почему? Да кто его знает. Конечно, в памяти Андрея наверняка есть что-нибудь в духе: «Сон — это маленькая смерть». Но мне-то сейчас его память недоступна — вон она, в прожжённой майке отдельно шагает. А ртом я не распоряжаюсь, чтобы вопросы задавать. Однако фраза-то откуда-то всплыла в моей памяти! А в мире Феди её точно не было…

А раз более точных объяснений у меня нет, надо принимать всё как есть. В том числе, что история повторится в следующий кризис. Недаром же Андрей одет в свою посмертную одежду, а Федя — в шмотки, которые выдают в Тёмном Приказе, где сейчас лежит моё тело.

Сны часто видят перед пробуждением. Значит, этот лабиринт — тоже сон? Вот только я уверен, что смерть здесь будет смертью там. Или не смертью… Или перерождением в тёмного.

Как это, интересно, работает? Может, задача в том, чтобы подвести двусердого к смертельной черте, чтобы испугать и продавить? Правда, со мной настоящим это не сработало бы… Да и с Андреем вряд ли. А вот с Федькой-младшим могло бы и прокатить…

А что если все двусердые видят сны? Просто не могут запомнить. Ведь большая часть снов забывается ещё до пробуждения, и только некоторые остаются в памяти. Что если остальные видят всё то же самое, что и я, но без двух полноценных личностей, сидящих внутри в качестве основы, не воспринимают сон как реальность?

Увы, размышления пришлось прервать. Я вдруг отчётливо понял, что лабиринт вокруг начал меняться. Тьма становилась всё темнее, граница между светом и тенью — чётче и резче.

А ещё я понял, что уставшие Андрей с Федей этого не замечают.

И начал мигать освещением, привлекая внимание.

— Что? Чего случилось? — всполошились разом оба моих спутника.

Ну и как им объяснить? Вопрос вопросов, на самом деле…

— Что-то случилось? — догадался пойти по самому простому пути Андрей.

Я утвердительно мигнул.

— Мы допустили ошибку? — предположил самое очевидное Федя.

Я мигнул два раза.

— Тебя что-то встревожило? — продолжили мне задавать вопросы.

Я снова мигнул один раз.

— Мы заблудились?

— Впереди какая-то опасность?

— Позади какая-то опасность?

Мне снова и снова приходилось всё отрицать. А потом я начал кидать в пыль на полу огненные шарики, выжигая первую букву. Прицельно кидаться плетениями, надо сказать, сложно! Невероятно сложно! Не каждый двусердый способен это освоить. Поэтому обычно все и предпочитают плетения с бо́льшей зоной поражения.

Но я сумел. И с горем пополам вывел вторую, а затем и третью букву.

— «С» — прочёл Андрей. — «У»… «Т»…

— Сутки! — воскликнул Федя.

— Фёдор, сутки прошли⁈ — встревоженно заозирался Андрей.

Я утвердительно мигнул.

— Как ты понял? — удивилась моя юная копия, а вот Андрей догадался сразу:

— Каменная сука где-то рядом? Ты её почувствовал?

Снова одна вспышка. И снова выжигание слова. Впрочем, Андрей с Федей снова догадались по первым трём буквам. Я успел написать только «бег» — а они уже поняли, что надо бежать. Оставалось лишь утвердительно мигнуть светом.

Мы помчались от одного перекрёстка к другому, не задерживаясь ни на одном. Хорошо ещё, неотмеченных проходов уже практически не осталось. А выбрать из двух вариантов всегда проще.

Ну а когда в очередном круглом зале попался лишь один неотмеченный вариант — решили рискнуть, припустив во всю прыть.

И вовремя.

Выбегая из зала, Федя заметил, как из густых теней полезли знакомые бледные руки, слепо, но жадно ощупывая пространство.

— Она совсем рядом! — взвизгнул он, припустив так, что у меня перед глазами всё замелькало.

— Что, опасаешься за свою задницу? — хохотнул, догоняя нас, Андрей.

Но Федя не ответил: видимо, так сильно устал, что даже возмущаться не мог. Сейчас, на бегу, я слышал только обрывки его мыслей. И ощущал страх, который он испытывает перед статуей.

Больше всего он боялся, что Тьма всё-таки сможет его соблазнить. А ещё стыдился того, что он слабое звено в нашей троице. И, между делом, просто до кучи, жутко боялся упасть во время забега.

Несколько залов миновали почти без остановок. Если мы не ошиблись, то верный путь к выходу оставался только один. За сутки Андрей с Федей перебрали всё, что здесь было.

И верно. Проход, по которому мы бежали, начал изгибаться, расширяться… А вскоре стены как-то вдруг закончились, и мы очутились на серой безжизненной равнине.

Впереди, где-то в полукилометре виднелась дверь. Та самая, будто высеченная на каменном скосе.

— Поднажмём! — радостно воскликнул Андрей и ускорился.

И даже Федя ускорился. Они пробежали метров двести, когда позади вдруг ощутимо вздрогнула земля. Словно взрывая каменистую поверхность, наружу выбиралась каменная статуя. А за спиной у неё, будто огромные крылья, раскрывалось полотно тьмы.

И из этой тьмы к нам тянулись миллионы рук, а ветер доносил миллионы голосов, звавших, умолявших, просивших…

—