Другая жизнь. Назад в СССР-2 - Михаил Васильевич Шелест

— Да, собственно, нечего мне показывать, — пожал плечами я. — Очень много бросков похожи на приёмы дзюдо, а удары — на удары в карате. Ведь принципы движений одни и те же, как и тела людей.

— Ну, хорошо, — сказал Тэкео. — Тебе не трудно будет показать ваши приёмы? Правда, я для тебя тяжеловат, наверное…

— Тяжеловат, конечно, но это не критично. У меня есть броски и для таких как ты. ТЫ хорошо умеешь страховаться при падении?

— У меня чёрный пояс по дзюдо. Второй дан…

— О, ты мастер⁈ У меня, по вашему, первый кю или чуть ниже.

— А на соревновании вы, что, и дерётесь? — удивился парень.

— Нет, — покрутил головой я. — Ударная техника только в боевом разделе.

— понятно. Показывай свой волшебный приём от которого я должен упасть.

— Да, пожалуйста, — сказал я и скользнув обеими ногами вперёд, накрутил его правую руку на своё тело и, падая, повлёк за собой. В «классической борьбе» этот приём назывался «вертушка» и выполнялся с захватом руки противника обеими руками и без прогиба. Я же делал с прогибом и это был «смертельный номер» для соперника.

— У-у-х! — выдохнул Тэкео, приложившись о не очень твёрдый «ковёр», но приложился амплитудно.

— Кхе-кхе-кхе.

Тэкео вставал откашливаясь.

— еожиданно, — проговорил он. — Повтори!

Он попытался не допустить броска, но я сделал прогиб чуть больше, и он снова взлетел в воздух.

— На улице так падать больно.

— Согласен.

— И тебе тоже, — заметил парень.

— На улице я буду падать на противника. Ведь стоит лишь чуть-чуть перекрутиться…

— Да-а-а… Жуткая вещь, это ваше самбо.

Потом он показал мне свой любимый приём. Это оказался обычный «подсад» Тогда я ему показал «подсад» с захватом руки «обратный узел плеча». Этим болевым приёмом Масахико Кимура выиграл в пятьдесят первом году у бразильца Хелио Грейси. Причём, Грейси не сдавался даже будучи на болевом и получил два перелома: локтя и лучевой кости. С тех пор этот болевой приём стал называться «Кимура». Однако, со стойки переход на этот приём ещё никто не делал.

— Вот это да! — восхитился Тэкео. — Я снова влюбляюсь в дзюдо. Это же «кимура»! Мой кумир с детства! В Кодокане нам показывали фильм с тем боем, когда он победил бразильца… Грэйси, кажется… Он сломал ему руку в двух местах. А ты… Раз, и мне его сделал прямо из стойки.

— Странно, — сказала Тиэко. — Ничего сверхестественного я в твоём «самбо» не вижу, но ты как-то двигаешься иначе, чем Тэкео. В чём дело? Как кот, который скрадывает мышь… Откуда это у тебя?

— Может быть отсюда? — спросил я, и показал ей «гриву лошади» с переходом на «толчок ногой».

— А-а-а, — с облегчением в голосе проговорила она. — Китайская хрень! Так вот ты чем занимаешься⁈

— Почему это — хрень? — обиделся я.

— Это не боевое искусство, а кино! — презрительно скривилась и покрутила головой девушка. — У них слабые удары. Вот как у нас бьют.

Она выполнила несколько мощных, сопровождающихся хлопками рукавов ударов руками и ударов ногами, при которых штанины «кимоно» щёлкали, словно кнуты погонщика верблюдов. Я сделал то же самое и Тиэко приоткрыла рот.

— Не поняла, — проговорила она. — Да у тебя импульс и техника исполнения стоек и ударов на уровне третьего дана, минимум.

— Я не знаю ваши ката. У меня свои связки.

— Покажи.

Я показал кусок своего боевого комплекса, составленного из вполне себе «рабочих» связок с кувырками, колесом, нижним «хвостом дракона» ударами в прыжках и теперь увидел удивление на обоих лицах.

— Это хорошее карате, — задумчиво проговорила Тиэко, — правда Тэкео?

— Он очень быстрый. Сколько, ты изучаешь самбо?

— Пять лет, — не соврал я, упустив, что ударной техникой я «увлёкся» только в декабре прошлого года. У меня только недавно перестали болеть кулаки и хорошо, что мои запястья и пальцы был укреплены скалолазанием и захватами.

— Малова-то, конечно. Я тоже занимаюсь карате пять лет, но такой техникой не обладаю. А у меня коричневый пояс. Твой уровень — уровень хорошего мастера, а некоторые удары — абсолютно «сётокановские». Правда, Тиэко?

— Правда-правда… А ката… В других стилях свои ката, но это не означает, что у них нет мастеров. Тот же Кимура сначала изучал карате у Фунакоси Гитина… Это наш стиль… Потом у Со Найтю изучал стиль годзю-рю, потом тренировался с Масутацу Оямой. А это совсем разные школы… Вот и у него…

Она показала на меня, словно на музейный экспонат.

— Перемешаны стили, словно он не подросток, а умудрённый опытом мастер, прошедший всех учителей. Это невероятно, но похоже, что он — самородок. Не думаю, что я могла бы у него победить в спарринге. Он очень быстрый и текучий, как ртуть.

— И у него такие же, как ртуть, тяжёлые удары.

Потом Тиэко посмотрела мне в глаза.

— И много у вас таких спортсменов, Мик?

Я пожал плечами и улыбнулся.

После обмена спортивным опытом и демонстрации своего «у-шу», Тиэко немного «притухла» и даже отказалась от просмотра советских фильмов, переведённых на японский язык. Она всё время проводила на шезлонге под навесом с книжкой в руках. Как-то проходя мимо, я поинтересовался: «Что читаешь?» и был удостоен показом обложки с английскими буквами и заголовком «Дюна» автора Фрэнка Герберта.

— Нравится? — спросил я.

— Очень, — сказала Тиэко.

— И мне понравилась.

— Ты читал? — удивилась она.

— Читал, — соврал я. — Спайс, черви, Арракис, вражда Великих Домов Атрейдесов и Харконненов… Любишь фантастику?

Девушка посмотрела на меня озадачено.

— Люблю. Но нам говорили, что в Советском Союзе люди ограничены коммунистической идеологией. И что у вас много чего запрещено. Ну, из того, что производится за «железным занавесом».

— Ну, почему, кое что проходит. Кстати, железный занавес опустили не мы, а Уинстон Черчилль в сорок шестом году. Чтобы издать книгу, нужно получить разрешение автора, а Черчилль призвал соблюдать информационный барьер. Хотя в энциклопедии «Британника» и западной публицистике преобладает мнение о том, что «занавес» был возведён СССР в курсе проводимой нашим руководством политики самоизоляции. Какая чушь! Нефтяные трубы купить не можем. Соединённые штаты запрещают ФРГ их