Река Великая - Максим Николаевич Николаев

трогал. Тогда выносили его за двор и к дороге клали: авось подберет кто. Как христиане сей обычай запретили, то люди от многодетства в нищете погрязли, и в Европе темные века настали. Так старейшина считает.

— Не объяснили своему людоеду, что темные века у нас прошли давно?

— Говорил не раз. И про это, и про то, что средств от многодетства уж немало придумали люди. Да он на своем стоит. По старинам ихним так заведено. Так же и от стариков немощных они избавляются.

В пропахшей самогоном комнатке воцарилось тяжелое молчание, которое первым нарушил маленький монах:

— А ящерицы, которым в вашем селении христиан скармливают, — они вроде как слуги бога вашего?

— Не слуги. Это он сам и есть, — ответила на его вопрос новообращенная, которая так и стояла посреди комнаты с кошелкой в руках. — Отец единый во множестве.

— Имя ему легион, — вставил Александр.

Любава закивала:

— Легион, легион, так и есть.

— А отцом почему его у вас зовут? — поинтересовался монах Нектарий.

— В глубокой древности, как у нас старики говорят, русы голодно жили, плодами древесными питались, да жабами со слизнями: всем, что найти могли, — начала рассказ Любава. — Одежды не шили, сами волосами были покрыты, как звери лесные. Не избы строили, а ямы в земле рыли, а богов никаких не ведали — только берегиням с упырями поклонялись.

Неподалеку текла река, которой и имени тогда не придумали еще. Раз пошел к реке юноша по имени Садко жажду утолить. Склонился над водицей — и глядь, на него из-под воды три девицы смотрят. Поразился Садко облику их. Были они безволосы, и сами — девицы только до пояса, а ниже пояса хвостаты, как рыбы.

Садко хоть и волосат был, но ликом прекрасен. Увидавши его, не смогли девицы глаз отвести, влюбились все три разом. Схватили за руки, за ноги и в царствие свое подводное потащили. Было там немало водных обитателей предивных, а рыбы — видимо-невидимо. Отвели Садко во дворец и подводному царю Ящеру представили. Не меньше, чем девицам, поразился Садко облику его: телом, хоть и чешуйчатым, он был с человеком схож, а голова как будто от коркодела приставлена. Девицы эти, что с хвостами рыбьими, дочерьми его оказались — царевнами царства подводного.

Три дня и три ночи Садко в царстве речном пировал вместе с царем, и дочерьми его, и придворными гадами. Как пришла пора домой возвращаться, царевны его отпускать не хотят. «Позволь, батюшка, — просят они царя Ящера, — нам замуж за Садко пойти». Жалко царю было дочерей от себя отпускать, но так умоляли они, что дрогнуло сердце отчее. «Воля ваша, — сказал им, — делайте, что хотите». А чтоб не бедствовали дочери в новом доме на суше, научил царь зятя ремеслам различным и гусли волшебные подарил.

Как вернулся Садко вместе с тремя женами к племени, то на месте старого города с землянками указал новый срубить, из бревен. Золото, что в общине было, они переплавили в волшебного идола и стали перед ним волхвовать на бывшей безымянной реке, которой теперь дали имя Волхов. А свой новый город, поразмыслив, русы Новгородом назвали.

Вместо того чтоб деток как людские женщины рожать, царевны хвостатые икру словно лягушки в воду метали, и скоро стало у Садко детей видимо-невидимо. Боялся он, что потомки его по земле ходить не сумеют, но те рождались с человеческими ногами, только без волос на теле, как матери.

Разнесло икринки по рекам, и размножился род русский, и расселился по всей земле, что потом Русью назвали. На далеких берегах селенья строить стали: на Ловати да на Великой, на Волге, на Дону, и до самого Днепра добрались. Каждый месяц на новую луну люди по всей Руси волхвовали: на гуслях играли, да требу отцу подводному приносили, а он за это их рыбой питал.

— Как Сатурн, детей пожирающий.

— Какой Сатурн? — Любава с непониманием поглядела на городского иерея.

— У древних римлян был такой бог людоедский, — объяснил Александр. — Поклонялись ему, покуда апостол Павел благую весть в Рим не принес. Тогда повергли римляне идолов своих, и в прежнем языческом храме Христос воцарился. Так же и с вашим истуканом поступить придется. Не отвратится иначе община от бога звериного, — с суровым видом заключил он.

— А коли река восстанет? — с испугом проговорила Любава. — Не сказал разве вам батюшка Власий?

— Имя Господа — крепкая башня: убегает в нее праведник — и безопасен.

Она посмотрела на деревенского священника, который снова отвернулся к распахнутому окну и что-то высматривал на капустной гряде. Он не повернул к ней лица и только быстро закивал головой.

— Батюшка Власий про квартиру говорил. Думала, уеду со Златкой по-тихому.

— Говорить-то говорил, — вздохнул Александр. — Только у вдовы Семеновой трое детей, а у тебя — один. Таким льготы не полагаются. Да и по закону ты не можешь без согласия супруга ребенка увезти.

— По документам не супруга я Святовиту. Златка моя на Богуслава записана.

— Значит, Богуслав вместо отца в суд пойдет. И даже если судья на твою сторону встанет, а от государства жилье какое-нибудь без удобств выпишут, то жить ты на что в городе собираешься? Кто тебя на работу возьмет? На личико ты пригожая, но, наверное, только читать-писать и обучена.

Любава пристыжено кивнула.

— Коли поможешь истукана из общины забрать, то денег столько получишь, что и тебе, и дочке на всю жизнь хватит. Согласна?

— Согласна, — вздохнула Любава.

— Расскажи нам: на новую луну, в обряд, каким образом ящеры в ваше святилище попадают? Есть для них ход особый?

— Со стороны реки — дверца: высотой малая и цветом под бревна, так что издали не заметишь. Отворяют ее на новолуние перед требой.

— Ключ достать сможешь, чтобы копию сделать? — спросил теперь уже инок Нектарий.

— Нет там замка, дверь на засов изнутри запирается.

— А откуда для людей на требище вход? Со двора?

— Со двора, — подтвердила Любава. — Святовит ключ в сундуке хранит у себя в избе. Могу взять, когда за хлебом пойду, и на следующий день обратно подложить. Всё равно до новолуния не хватится.

— Кто из стражников у вас самый ветхий?

— Велибор Лешич, — не раздумывая, ответила Любава. — Еще и тугой на ухо.

— Когда смена его?

— Нынче ночью требище охраняет Стоян, а значит… — не сразу сосчитала в уме девушка, — со среды на четверг очередь у Велибора бдеть.

* * *

По сельскому перекрестку прошел мужик с костылем в тельняшке и в драных камуфляжных штанах, завернутых на культе. Снова не ладно: увечного Ящер не