Архитектор Душ IV - Александр Вольт

class="p1">Тихий, знакомый голос прозвучал совсем рядом, справа от меня, из-за груды старых, проржавевших бочек. Он был спокоен, но в этом спокойствии чувствовалось колоссальное напряжение.

Из тени выступила высокая стройная фигура. Нандор.

Он шагнул в полосу лунного света, и я увидел его лицо — бледное, осунувшееся. В его темных глазах, обычно полных эльфийского высокомерия, плескалась глухая, едва сдерживаемая ярость. Он был один.

— Шая у них.

Глава 12

Двор был безмятежным и спокойным. Субботний вечер опускался на него медленно, нехотя, окрашивая серые панели девятиэтажек в лиловые и пепельные тона.

Шая сидела на краю скамейки, в самом дальнем углу детской площадки, и казалась частью этого унылого пейзажа. Ссутулившаяся фигура в темном плаще с наброшенным капюшоном, склоненная над светящимся экраном смартфона — обычная картина для любого спального района Империи.

Никто из редких прохожих — ни пожилая пара, возвращавшаяся с рынка, ни мать, торопливо уводившая домой закапризничавшего ребенка, не удостоил ее даже беглым взглядом.

Она не смотрела в телефон. Ее взгляд был сосредоточен на конкретном окне, а эльфийский слух, отсекая ненужный шум, ловил и раскладывал по полкам иные звуки: далекий гул машин на проспекте, дребезжание телевизора с чьего-то балкона, скрип единственной уцелевшей качели, раскачиваемой ветром.

Шая была неподвижна, но все ее существо превратилось в чуткий, настроенный на одну-единственную волну приемник. И эта волна исходила оттуда — из окна на третьем этаже, где горел тусклый желтый свет.

Вот он. Силуэт метнулся за занавеской, на миг замер. Ткань чуть отодвинулась, и в щели появилось бледное пятно лица. Ковалев. Он всматривался во двор с напряжением, которое Шая ощущала даже на таком расстоянии. Это была не праздная скука человека, глядящего в окно. Это был взгляд затравленного зверя, проверяющего, нет ли охотников у его норы. Через минуту он исчез, занавеска качнулась и застыла.

Шая не пошевелилась. Она ждала. Ее терпение было нечеловеческим в самом буквальном смысле, и оно было ее главным оружием. Прошло еще десять минут, прежде чем силуэт появился снова. Та же тревожная поза, тот же быстрый, мечущийся взгляд.

Пора было менять позицию. Долгое присутствие даже самой неприметной фигуры могло вызвать подозрение у параноика. Она плавно, без резких движений, поднялась, сунула телефон в карман и неторопливо побрела по растрескавшейся асфальтовой дорожке, огибая двор по дуге. Она прошла мимо ржавых гаражей, заглянула в пустую беседку, словно искала кого-то, и наконец опустилась на другую скамью, за густыми, разросшимися кустами сирени. Отсюда подъезд и окна Ковалева просматривались не хуже, но сама она была скрыта в глубокой тени.

Прошел почти час. Небо окончательно потемнело, зажглись редкие фонари, их свет тонул в густой листве старых тополей. И тут дверь подъезда со скрипом отворилась. На крыльцо шагнул Ковалев. Он был в темной куртке, на голову натянута вязаная шапка. Он замер, втянув голову в плечи, и снова обежал взглядом двор. Его нервозность сочилась из каждого движения. Убедившись, что вокруг пусто, он быстрым шагом двинулся прочь.

Шая выждала ровно тридцать ударов сердца. Ее пальцы, тонкие и холодные, скользнули по экрану смартфона. Короткое сообщение Громову: «Вышел». И она, словно тень, последовала за целью.

Ковалев вел ее из лабиринта жилых кварталов в царство мертвой промышленности. Городские звуки стихали, уступая место гулкому эху их шагов. Вернее будет сказать эху его шагов, потому что эльфийка двигалась как кошка. Если бы хоть одна живая душа шла рядом с ними, то она сто процентов не засекла бы эльфийку, не повернув головы назад.

Улица превратилась в узкий коридор между глухими кирпичными стенами складов, покрытых уродливыми потеками ржавчины и выцветшими граффити. Здесь пахло сыростью и старым машинным маслом.

Ковалев заметно ускорил шаг, почти срываясь на бег, и то и дело испуганно озирался. Шая скользила за ним, держась на грани видимости.

Впереди был очередной поворот, уводящий в еще более узкий и темный проулок между двумя гигантскими, почерневшими от времени корпусами. Ковалев, не сбавляя хода, нырнул за угол.

Шая замедлила шаг. Она подошла к углу, прижалась спиной к холодной, шершавой стене и прислушалась. Ни звука. Шаги стихли. Она осторожно, сантиметр за сантиметром, выглянула из-за укрытия.

Проулок был пуст. Глухой, прямой, как тоннель, он упирался в заваренный листом железа проход. Ковалев исчез. Словно растворился в плотном, маслянистом мраке.

И в этот миг холодная, как лезвие ножа, мысль пронзила ее сознание. Ловушка.

Она не успела отступить. Не было ни шороха, ни шагов, ни дыхания. Просто из глубокой тени дверного проема, в который она даже не посмотрела, отделилось нечто еще более темное. Мир взорвался запахом пота, грязной мешковины и немытого тела. Грубая, вонючая ткань накрыла ее голову, разом отрезав от света и воздуха.

Инстинкты взревели. Она рванулась назад, выбрасывая локоть вслепую, но ее движение утонуло в чем-то мягком. В тот же миг словно стальной обруч стиснул ее шею. Хватка была безжалостной, точной, рассчитанной на одно — пережать сонную артерию. Шая захлебнулась воздухом, которого не было. Ее тело инстинктивно боролось, ноги отрывались от земли, пальцы царапали твердую, как дерево, руку душителя. В легких разгорался пожар, в ушах нарастал низкий, вибрирующий гул. Перед глазами даже сквозь мешок вспыхнули и заплясали багровые круги. Она чувствовала, как сила утекает, как слабеют руки, как тело становится ватным и непослушным. Последним, что она ощутила, был холод асфальта, коснувшийся ее колена, когда ноги подогнулись.

* * *

Холодок пробежал по спине, когда он только вышел из дверей участка.

Урядник Ковалев шел домой, и каждый шаг по знакомым улицам казался ему шагом по минному полю. Каждый гудок автомобиля звучал личным оскорблением, каждый случайный взгляд прохожего — немым обвинением.

С того самого вечера у таверны, когда теплая, упругая плоть эльфийки под его ладонью вдруг обмякла, а шея под пальцами издала тот сухой, отвратительный треск, мир Ковалева перевернулся.

Задача была простой: оглушить, связать и доставить. «Найди одинокую, Ковалев, чтоб без шума», — сказал ему голос Мастера по телефону. И он нашел. Она была слегка хмельна, красива, и ему показалось, что раз уж ее все равно пустят в расход, то почему бы не взять свою долю?

Он всегда хотел узнать, какие они, эти остроухие, на ощупь. Но сил не рассчитал. Толчок в стену оказался слишком сильным.

Сначала ему удавалось сохранять самообладание. Обычный гражданин. Обычный урядник. Обычный семьянин. Ничего выделяющегося. Но чем дальше длилась история — тем сильнее взвинчивались нервы урядника, и эта пружина обещала