Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Как вовремя вы придумали с этой поездкой. Похоже, кое-кого ждёт небольшой облом.

Грета, видимо, поняла, о ком идёт речь, и серьёзно посмотрела на меня.

— Эрин, между вами что-то было?

— С ума сошла? — чересчур быстро ответила я. — С Ягером стала бы мутить только безмозглая дура.

— Он опасен, — Грета немного нервно подкурила сигарету. — Поверь мне, я знаю, о чём говорю.

— Думаешь, я этого не знаю? — скривилась я. — Но думаю, мне бояться нечего. Мы же, вроде как, коллеги.

— Ты уверена? — прищурилась она. — Он на тебя так смотрел. Как по мне, ему что-то позарез от тебя нужно.

Я чуть было не сболтнула, что именно, но вовремя остановилась. Грета, конечно, ни хрена не понимает в военном деле, но всё равно это выглядит странно. С чего бы такому важному вояке охотиться за обычной радисткой, каких пруд пруди кругом?

— Ой, как уже поздно, — я покосилась на часы. — Мне же ещё остальные вещи собирать.

— Конечно, — вскинулась Грета, оставив опасные расспросы. — Пойдём.

***

У моей удачи всегда было своеобразное чувство юмора. Ну, кому бы ещё так «повезло» — провести первую брачную ночь в поезде? Да ещё с такой колоритной соседкой! Пожилая толстая немка провоняла всё купе чесночной колбасой и громогласно храпела до утра. Надеюсь, это будет самая большая неприятность и наш укороченный медовый месяц больше ничего не испортит. Мы поселились в небольшом отеле. Контингент в основном состоял из молодёжи, что не могло не радовать. Терпеть не могу, когда отдых портят чьи-то избалованные дети или бабульки, которые осуждающе косятся из-под очков, когда ты флиртуешь у бассейна. Если в Берлине удавалось лишь отчасти забыть, что идёт война — кое-где попадались здания пострадавшие от бомбёжек, солдаты и эсэсовцы кишили на каждом углу, порой на какой-нибудь фабрике включался тревожный сигнал учебной тревоги, — то здесь не было ничего кроме моря, уютных ресторанчиков, лениво-расслабленных отдыхающих, которые беззаботно загорали, по вечерам прогуливались по набережной, толпились в местном кинотеатре, на танцевальной площадке. Здесь так легко было представлять, что мы самая обычная пара молодожёнов и по возвращении заживём как и тысячи семей. Работа, ремонты, а со временем и парочка киндеров, куда ж без них. Когда есть возможность уединиться от всех проблем, начинаешь жить ощущениями. Едва ощутимыми касаниями, требовательными объятиями, томными ласками, жарким шёпотом, хриплыми стонами. В безмятежной тишине ночи так легко доверять друг другу свои мечты и даже воспоминания. Пусть я не могла многое рассказать Фридхельму, сейчас впервые позволила рассказать кое-что действительно настоящее.

— Мы как-то поехали с родителями на море, я тогда была совсем мелкой. И представляешь, отец решил, что это круто — покатать нас на прогулочном теплоходе. Сейчас я понимаю, что это была всего лишь небольшая качка, а тогда испугалась так, что визжала как умалишённая: «Мы же все утонем, давайте вернёмся обратно!»

— А я долго не хотел учиться плавать, после того как отец, однажды потеряв терпение, просто зашвырнул меня в воду.

Понимаю, у нас тоже есть приверженцы этого дебильного способа обучения.

— Вильгельм вытащил меня, когда я уже стал захлёбываться. Он же и научил потом держаться на воде.

Конечно, я до сих пор иногда злилась на Вилли — уж слишком он перегибает в своей опеке над братом, — но с другой стороны разве он виноват, что ему пришлось быть для него чуть ли не вторым отцом?

— Никогда не видел тебя такой счастливой, — улыбался Фридхельм, поглаживая мои горячие от солнца плечи.

— Ты тоже светишься, как стоваттная лампочка, — я лениво притянула его за шею для очередного поцелуя.

Дурацкое чувство эйфории накрыло уверенностью, что у нас всё ещё впереди. Мы ещё не ссорились, выбирая обои для нашей спальни, не пережили оживлённых споров, чья карьера важнее, не отмечали дурацкую годовщину «первого поцелуя»… Мы ещё много чего «не».

— Знаешь, когда я решил, что буду с тобой, несмотря ни на что? — тихо спросил он.

— Когда полез распускать лапки в том окопе? — хмыкнула я, вспомнив эти неловкие объятия.

— Нет, тогда я тебя… ну, наверное, хотел, — ай-яй как не стыдно, я же тогда была «мальчиком». — Это случилось после очередной атаки русских. Парни как всегда посмеивались, что Карл наложил в штаны и забился в ближайшие кусты. Помню, шёл жуткий ливень, но я всё равно отправился искать тебя. Ты сидела на каком-то бревне вся мокрая, в грязи и улыбалась сквозь слёзы.

А-а-а, это он про ту истерику, когда я думала, что поеду кукушечкой, не выдержав постоянной угрозы словить шальную пулю?

— Я знал, что тебе страшно, и что ты охотнее всего оказалась бы сейчас где угодно только не на передовой, знал, что, если начну тебя жалеть, ты снова будешь ершиться, отвечая колкостями, но в тот момент я понял, что мне всё равно кто ты — парень, сбежавший преступник, трус или предатель — я хочу быть рядом, всегда. Хочу стать для тебя всем. Другом, защитником. Готов был даже никогда не заговаривать о своих чувствах, понимая, что это противоестественно.

Мне всегда казалось странным, как можно настолько любить кого-то. Я сама, конечно, бывало, в угаре розовых очков «не замечала» чужие недостатки, но до определённого времени. Считала, что никогда не стану обезумевшей от любви идиоткой. Это мужчина должен сходить с ума при мысли, что может меня потерять, а не наоборот, но сейчас я чувствовала, что понимаю как это — чувствовать кого-то как себя, словно этот человек действительно половинка твоей души.

— А знаешь, когда я поняла, что хочу быть «вместе и навсегда»?

Фридхельм выжидающе выгнул бровь.

— Только что.

Глава 48 Жизнь - удивительная штука! Когда у тебя на руках всё карты, она начинает играть с тобой в шахматы.

Как я обычно проводила отпуск в прошлой жизни? Весело. Если в Москве или Питере, то, конечно же, обязательной программой было облазить все культовые места. Если морской курорт, то опробовать весь ассортимент развлечений: от аквапарка до ночных клубов. Здесь я снова в очередной раз почувствовала себя чужой. Городишко маленький и в плане достопримечательностей бедный. Кинотеатр есть, да. А толку? Ну, не фанат я старого кино — наивного, в чем-то гротескного. Да и танцы — это не моё.