"Фантастика 2025-170". Компиляция. Книги 1-30 - Анатолий Анатольевич Логинов

Низкий голос Велеса просачивается сквозь пустоту, в которой мы застряли, распространяя спокойствие и безмятежность.

Велес начинает петь песню, неспешную и мелодичную, напоминающую балладу. Мужской бас смягчается, мне даже мерещится музыка, одна из тех мелодий, которые играла королева Барбара в бальном зале замка.

Облокотившись о бортик, ощущая тепло, исходящее от прижимающегося к моим ногам Кинли, я вслушиваюсь в слова, наблюдая, как рядом с лодкой время от времени мелькают стволы деревьев, будто растущие из воды.

Велес поет:

По млечной реке плыла ладья, ветер нес мою песнь —

Как средь дремучей чащи зимой, брел одинокий олень.

Теплом и светом явился он в мир,

                                     рожденный любить и мечтать.

Он шел по земле со стаей своей, но судьба ему велела отстать.

Найти желая счастье вовне, он двинулся в собственный путь.

Оставив семью и друзей позади, он захотел ускользнуть.

Никто не знал тайных мыслей его, и чем был наполнен день.

Билась в сердце тоска и печаль, он стал похож на тень.

Память ушедших лет – прошлой жизни тушила огонь,

Медленно гас яркий внутренний блеск,

                                              он стал недоволен судьбой.

Шелест осени царской звенел – золотом бор горел.

Олень шел один, не найдя себе пары.

                                                  Был столь одиноким олень.

С тех пор уже и не помнил никто, о хранимом в груди его,

Чего он ждал и грезил по ком. От стаи убрел далеко.

Когда зима наступила вновь, и вскоре пришли снега,

Метель замела благородное тело, истлевшее льдами костра.

Однако в тот день, когда он исчезал, вопреки былому всему,

Небо зажглось ярким пламенем желтым —

                                                Бог ведал лишь, почему.

Он ощутил прилив силы и мощь, тело воспылало искрой.

Собою пополнив мир умерших душ, олень стал весенней росой.

Душа оленя вечной была, как вечным был зимний лес.

Как лес, что любил он всем сердцем своим,

                                    где мечты схоронил белый снег.

И вновь обернувшись сиянья комком,

                                                        ступил в свою новую жизнь.

Столь странный путь, столь иной, но счастливый.

                                     Шептал ему ветер – очнись…

Изгнанный бог замолкает. Наверное, еще минуту у меня не получается сделать вдох, и я не решаюсь отодвинуться от бортика. Ян задумчиво смотрит в одну точку. Попеременно на его лице появляются тени от широких стволов, вблизи которых мы проплывали, проглядывающих из тумана.

Не знаю, куда и на что направлены мысли моего дракона, но вдруг, набираясь храбрости, которой мне не хватало несколько долгих часов, я шепчу, осознавая, что подходящий момент не наступит никогда. Его попросту не существует.

– Ян, я не виню тебя за то, что было. Я сочувствую тебе. Хочу, чтобы ты это знал.

Ян выдерживает недолгую паузу и отвечает столь же тихо:

– Ава, и я не виню себя за то, что делал. Почти не виню. Я говорил тебе, что нужно меня остерегаться, не вовсе потому, что я совершал, а потому – что могу совершить. Не по своей воле и выбору.

Велес сидел нерушимо и не поворачивался к нам, притворившись, что не слышит нашего разговора. Поэтому у меня и создавалось впечатление, что мы одни.

Продолжая управлять шлюпкой, он аккуратно огибал стволы и выглядывающие из воды корни, вел нас иной водной дорогой, отличной от той, где мы проплывали в первый раз, умело ориентируясь в тумане, который существовал лишь для нас с Яном, скрывающий будто бы затопленный лес.

Фрагмент нашего недавнего разговора с Яном вклинивался в мой разум.

«Ава, есть еще много вещей, которых ты обо мне не знаешь. Других вещей».

«Ничего не поменяет моего отношения к тебе, Ян, – вымолвила я. – Тебе не о чем беспокоиться».

«Поверь, есть».

Оказывается, я ошибалась. Больше, чем моего осуждения, да и гораздо сильнее, он боялся за меня саму, за мою безопасность. И вспоминая несчастную Алену и волны крови, которые омывали ее плоть посреди пекла, я понимала, что тревоги Яна имеют под собой почву.

«Скорее бы мы убрались из нави навсегда», – пронеслось в моем рассудке.

Пока мы молча продолжали двигаться в ирий, навстречу тайне, в поисках отголосков моей утерянной магии – ключа, который может помочь избавить миры от кровожадных волколаков и в особенности уберечь от них явь, где они могли причинить максимум страданий и боли людям, я невольно продолжала размышлять о том, что увидела благодаря Гаю.

Кстати, я думала об этом постоянно – о том, что он показал мне с разрешения Яна.

Те части прошлого, которые касались их всех, посетить которые меня пригласил дракон.

Я не могла забыть историю Константина и Алены, и того, кем он стал в итоге. Я по-прежнему испытывала, может, и не ужас, но легкий страх при каждой встрече с ним, при всяком сказанном им слове. И вдобавок – жалость.

То, кем он стал, было оправданно и разбивало мне сердце, как и ему. Но я была рада, что не являлась Аленой, ни в какой из своих прошлых жизней. Вот и хорошо. Оно и к лучшему. Я наконец переставала ощущать внутреннее давление и смятение из-за того, что обязана ощущать к Константину нечто большее, если бы на самом деле являлась его утерянной возлюбленной.

Я могла перестать запутывать себя, могла уже не пытаться разобраться в истинном отношении к нему. Мы вообще не связаны друг с другом, и подобное осознание даровало мне облегчение и ощущение свободы.

Почему-то мне внезапно вспомнился Андрей и то, как мы танцевали с ним на берегу Ставров и Гавров у небесно-голубых меловых озер и как стояли с ним наедине в беседке возле моего дома, и наш поцелуй.

Мне вспомнился день, проведенный с ним вместе, на озере, на Виверне, когда папа ловил рыбу руками, из которой после сварил уху. Рядом с Андреем, в глубине своей души, помимо легкой симпатии, дружбы и заинтересованности, я ощущала то же самое чувство, какое обуревало меня и рядом с Константином, пока я считала, что являлась Аленой – осознание, что непременно должна чувствовать нечто еще.

И это лишь порождало пустоту. Гложущую. Ничем не заполняемую. Она, как дыра, зияла в центре сердца и поглощала все эмоции, как только я обнаруживала перед ней свои попытки полюбить кого-то.

Всегда