Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

Второе. Создать при совхозе неформальную группу специалистов-единомышленников. Люди, которые разделяют мои взгляды и готовы их продвигать.

Третье. Наладить связи с научными учреждениями. Сельскохозяйственная академия, НИИ, экспериментальные станции. Научное обоснование придает вес любым предложениям.

Четвертое. Начать публиковаться в специальных журналах. «Земледелие», «Сельское хозяйство», возможно, «Правда» и «Известия». Публикации создают репутацию эксперта.

План начинал обретать конкретные очертания. Из местного новатора нужно превратиться в областного, а затем и всесоюзного специалиста. Использовать знания из будущего для решения проблем настоящего.

Но главное, не торопиться. Политика это марафон, а не спринт. Побеждает не тот, кто быстрее стартует, а тот, кто правильно распределяет силы.

В СССР тем более нужно думать десятилетиями. Здесь карьеру делают годами, поднимаясь по ступенькам партийной и хозяйственной иерархии. Каждый шаг должен быть выверенным, каждое назначение — логичным продолжением предыдущего.

Каждый путь имел свои преимущества и риски. Хозяйственная карьера давала реальную власть над ресурсами, но ограничивала общественное влияние. Партийная работа открывала доступ к принятию ключевых решений, но требовала строгого соблюдения идеологических рамок. Научная деятельность позволяла формулировать концепции развития, но не гарантировала их воплощения.

А что, если совместить все три направления? Практик-хозяйственник, имеющий научные степени и партийный авторитет. Такая комбинация встречалась редко, но именно такие люди достигали наивысших постов.

Оптимальная стратегия — параллельное развитие по всем направлениям. Это потребует огромных затрат времени и энергии, но создаст уникальную комбинацию компетенций.

За окном окончательно рассвело. Скоро придет время вставать, ехать на работу. Но сейчас я чувствовал прилив энергии, план созрел, стратегия определилась.

Политика — это искусство возможного. Но в моем случае возможности ограничивались только собственными амбициями и знанием будущего.

СССР 1970-х годов переживал период относительной стабильности. Но я знал, что впереди кризис, застой, а затем перестройка и распад. Можно ли что-то изменить? Направить развитие страны по другому пути?

Пока рано об этом думать. Сначала нужно обрести реальную власть, заслужить доверие системы. А потом уже пытаться ее менять изнутри.

Впервые за месяцы пребывания в прошлом я почувствовал, что контролирую ситуацию. Есть план, есть понимание механизмов власти, есть знания, которых нет ни у кого в этом времени.

Остается только воплотить задуманное в жизнь.

Я лег на кровать, закрыл глаза. Теперь можно поспать пару часов перед рабочим днем. Сны, если приснятся, будут хорошими, о будущих победах и свершениях.

Глава 13

Новые горизонты

Утром Витька Петров прибежал с сообщением, что меня срочно вызывают к телефонному аппарату в контору совхоза.

Я быстро умылся холодной водой из рукомойника, натянул чистую белую рубашку и темные брюки, если звонят из области, значит, разговор будет серьезный. За окном моросил мелкий летний дождь, превращающий грунтовую дорогу в месиво из грязи и опавших листьев.

В конторе совхоза пахло махоркой и свежезаваренным чаем. Громов сидел за своим массивным письменным столом, заваленным папками и отчетами, и нервно барабанил пальцами по столешнице. Рядом лежала черная телефонная трубка.

— Виктор Алексеевич, вас из областного управления сельского хозяйства, — сказал он, протягивая мне трубку. — Павел Николаевич Самойлов лично.

Я взял трубку:

— Корнилов слушает.

— Виктор Алексеевич! — в трубке раздался знакомый голос областного агронома. — Как дела, как урожай?

— Хорошо, Павел Николаевич. Урожай собрали, планы выполнили с превышением.

— Отлично! Слушайте, у нас тут интересное предложение появилось. Министерство сельского хозяйства РСФСР объявило всесоюзную программу освоения неудобных земель. Нужны хозяйства-экспериментаторы, которые покажут, как можно вводить в оборот заброшенные участки.

Я переглянулся с Громовым, который уже все знал и не скрывал любопытства.

— И что конкретно предлагается?

— Ваш совхоз рассматривается как базовое хозяйство для отработки новых технологий. Дополнительное финансирование, современная техника, научное сопровождение из Новосибирского сельхозинститута. А что важнее всего, полная свобода в выборе методов работы.

Сердце забилось быстрее. Такая возможность выпадала раз в жизни.

— А каковы масштабы программы?

— Для начала триста-пятьсот гектаров неудобных земель нужно ввести в севооборот за два года. Если получится, программу расширят на весь район. Представляете, какие перспективы?

Я действительно представлял. В памяти всплывали технологии мелиорации и рекультивации земель, которые в будущем времени стали обычным делом, а здесь, в 1972 году, казались фантастикой.

— Павел Николаевич, а какие именно земли имеются в виду?

— Разные. Каменистые склоны, заболоченные низины, солончаки, участки, загрязненные промышленными стоками. В общем, все то, что сейчас числится как неудобья и не приносит никакого дохода.

— Понятно. А сроки на размышление?

— Неделя. Нужно решение совхоза и ваше личное согласие. Учтите, Виктор Алексеевич, если программа пойдет успешно, это откроет вам дорогу в большую науку. Диссертация, кандидатская степень, возможно, даже докторская.

После разговора я положил трубку и задумчиво посмотрел на Громова.

— Ну что, Михаил Михайлович, готовы к новым экспериментам?

Директор встал, подошел к окну, за которым виднелись мокрые поля и серое небо.

— Виктор Алексеевич, честно скажу, что побаиваюсь. С одной стороны, возможности огромные. С другой, если не получится, вся область будет смотреть, как мы провалились.

— А что у нас есть из неудобных земель?

Громов открыл сейф, достал большую топографическую карту в масштабе 1:10000, развернул ее на столе. Карта была старая, края пожелтели, но все обозначения четко читались.

— Вот смотри, — он указал толстым пальцем на участки, заштрихованные красным карандашом. — Это все наши неудобья. Каменистые склоны за Березовым оврагом, там сто двадцать гектаров. Заболоченная низина у старой мельницы, еще восемьдесят гектаров. А вот здесь, — он показал на участок, обведенный синим, — солончаки возле озера Горького, семьдесят гектаров.

— А это что за участок? — я указал на большую область, помеченную черными крестиками.

— А, это наша главная головная боль, — Громов мрачно покачал головой. — Земли вокруг старого кожзавода. Его закрыли в шестьдесят втором году, а вот стоки в землю просочились. Говорят, там ничего не растет уже десять лет. Двести тридцать гектаров отравленной земли.

Я внимательно изучил карту, прикидывая возможности. Всего получалось около пятисот гектаров, именно столько, сколько требовала областная программа.

— Михаил Михайлович, а документы на эти земли в порядке?

— В порядке. Все числится в балансе совхоза как неудобные угодья. Земельный налог не платим, но и дохода никакого.

— Значит, хуже не будет?

— Хуже точно не будет, — согласился директор. — А вот лучше… Тут уж как получится.

Я еще раз взглянул на карту. В голове