Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

— Михаил Михайлович, я согласен попробовать. Но с условием, никто не будет мешать работать по моим методам.

— Не буду, — твердо ответил Громов. — Только результат покажи к концу следующего года. Областные курирующие органы требовать будут.

— Покажу, — уверенно кивнул я, хотя в глубине души понимал всю сложность предстоящей задачи. — А теперь поехали. Осматривать эти места.

Мы договорились выехать завтра с утра.

Выходя из конторы, я почувствовал, как усиливается дождь. Капли стучали по жестяной крыше котельной, а в воздухе пахло мокрой землей. Впереди меня ждали месяцы тяжелой работы, но впервые за долгое время я ощущал настоящий азарт. Заброшенные земли, которые все считали безнадежными, станут моим полигоном для применения знаний из будущего.

На следующий день Громов приехал ко мне, чтобы объехать все проблемные участки, на совхозном УАЗ-469. Машина была новенькая, темно-зеленого цвета, пахла свежей краской и резиной. На приборной панели красовалась табличка «Инвентарный номер 47», а на боковых дверях белыми буквами было написано «Совхоз Заря».

— Поедем по порядку, — сказал Громов, заводя двигатель. — Сначала на каменистые склоны, потом к болоту, а под конец к старому кожзаводу. Увидишь своими глазами, с чем придется работать.

Мы выехали из центральной усадьбы по накатанной грунтовой дороге. Слева тянулись поля, справа — полоса березовой рощи.

Через десять минут дорога пошла в гору, и Громов переключился на пониженную передачу. УАЗ натужно заревел, преодолевая подъем.

— Вот они, наши каменистые склоны, — директор остановил машину на гребне холма и указал рукой вниз.

Передо мной открылся унылый пейзаж. Покатые склоны, усеянные валунами размером от футбольного мяча до стола, кое-где торчали одинокие березки и заросли шиповника. Между камнями виднелись клочки пожухлой травы и обнаженная серая земля.

— Почва есть? — спросил я, слезая с машины.

— Есть, но тонким слоем. Сантиметров двадцать-тридцать, не больше. А под ней глина с камнями.

Я присел на корточки, взял горсть земли, растер между пальцами. Почва тяжелая, глинистая, с большим содержанием мелких камешков. Но не безнадежная, при правильной обработке из нее можно сделать неплохие угодья.

— Откуда столько камней? — поинтересовался я.

— Ледник, говорят, — Громов закурил папиросу «Север». — Тысячи лет назад здесь ледник был, вот и натащил всего этого добра. А потом растаял, а камни остались.

Мы прошлись по склону. Камни действительно мешали бы любой технике: плуг сломается, культиватор заденет. Но в моей голове уже созревала идея использовать сами камни как строительный материал для террас.

— Площадь участка? — уточнил я.

— Сто двадцать гектаров. Весь склон и вершина холма.

— А вода поблизости есть?

— Есть. Вон там, в низинке, родник бьет. Хороший, полноводный. Местные его Студеным зовут.

Следующим пунктом была заболоченная низина у старой мельницы. Ехали мы туда по объездной дороге, поскольку прямой путь весной размыло талыми водами.

Старая мельница представляла собой полуразрушенное бревенчатое строение с провалившейся крышей и покосившимися стенами. Рядом чернело заросшее камышом болотце площадью с футбольное поле.

— Мельница работала до войны, — рассказывал Громов, паркуя машину на сухом пригорке. — Потом дамбу прорвало, вода разлилась, и образовалось болото. Пытались осушать, но денег не хватило.

Я надел резиновые сапоги, которые предусмотрительно взял из дома, и зашел в болото. Вода была по щиколотку, дно мягкое, торфянистое. Камыш рос густой стеной, местами выше человеческого роста.

— Какой глубины торф? — крикнул я Громову.

— Метра два-три. А под торфом глина.

— А рыба есть?

— Карась водится. Мелкий, правда, но есть.

Это хорошо. Наличие рыбы означало, что вода не отравлена и болото можно использовать в хозяйственных целях.

Последним и самым проблематичным был участок у старого кожевенного завода. Ехали мы к нему через поселок, мимо деревянных домов с резными наличниками и огородами, где еще доцветали поздние астры и георгины.

Завод располагался на окраине, в полукилометре от жилых домов. Это было внушительное кирпичное здание с высокой трубой и множеством пристроек. Окна были забиты досками, а над главным входом висела ржавая табличка «Алтайский кожевенный завод им. Куйбышева».

— Закрыли в шестьдесят втором, — пояснил Громов. — Оборудование вывезли, здания пустуют. А вот земля вокруг…

Мы обошли территорию завода. Картина была удручающая. На площади в несколько гектаров не росло практически ничего, только кое-где торчали чахлые сорняки с желтыми, больными листьями. Земля имела серовато-бурый оттенок и неприятно пахла химикатами.

— Стоки куда сбрасывали? — спросил я.

— Вон туда, в овраг, — Громов указал на неглубокую ложбину, тянущуюся от заводской территории к полям. — А оттуда все в речку уходило.

Я спустился в овраг. Здесь картина была еще хуже. Почва покрыта серой коркой, местами растрескавшейся и обнажавшей нижние слои странного рыжеватого цвета.

— Что именно производили? — уточнил я, возвращаясь к машине.

— Кожи выделывали. Хром использовали, кислоты всякие. Говорят, очень вредные стоки были.

В голове быстро прокручивались возможные решения. Хром и другие тяжелые металлы — серьезная проблема, но не безнадежная. Существовали растения-аккумуляторы, способные извлекать токсины из почвы. Правда, технология фиторемедиации в 1972 году еще не была широко известна, но принципы оставались теми же.

— Анализы почвы делали? — спросил я.

— Делали, когда завод закрывали. Но документы где-то в районе лежат. Помню только, что превышение по хрому в несколько раз.

Мы вернулись к машине. Громов достал из бардачка термос с чаем и алюминиевые кружки.

— Ну что, Виктор Алексеевич, видел проблемы. Какие будут предложения?

Я отхлебнул горячего чая с характерным привкусом заварки и сахара-рафинада.

— Михаил Михайлович, задача сложная, но решаемая. Начнем с каменистых склонов, там проще всего. Сделаем террасы, используя сами камни как строительный материал. Болото частично осушим, частично превратим в рыбоводческие пруды. А вот с заводской землей придется повозиться, нужно сначала очистить от токсинов.

— И сколько времени потребуется?

— На весь комплекс работ минимум год. Но первые результаты будете видеть уже следующей весной.

Громов задумчиво покачал головой:

— Знаешь, Виктор, если получится хотя бы половина из задуманного, мы станем самым богатым хозяйством в районе. Эти пятьсот гектаров могут дать дополнительно тысяч пятьсот рублей чистого дохода в год.

— Не пятьсот, а больше, — поправил я. — При правильном использовании эти земли могут стать самыми продуктивными в совхозе.

На обратном пути мы заехали в контору, где Громов показал мне