Шутки богов. Поспешное решение - Хайдарали Мирзоевич Усманов

– Во время алхимического процесса ты не варишь суп. Ты выговариваешь Мирозданию свою просьбу. И если она не будет точна, то оно ответит тебе болью.

Первым шагом была подготовка всего, и обозначение той самой цели, ради которой всё планируется. В этот раз целью было создать зелье зоркости – настой, способный усилить зрение, позволяя видеть в тумане, сумраке и даже в слабых магических проекциях. Для этого старик выбрал ядро магического барса – некрупного, но опасного хищника, что обитал высоко в горах и был способен сливаться с туманом, становясь почти невидимым. Но ядро было только ядром. Его нужно было раскрыть – словно глину, из которой лепят сосуд.

Потом был второй шаг. Сбор ингредиентов. И для начала был нужен Туманный лишайник из скал Семи Плачей. Чтобы добыть этот лишайник, Андрей и старик двинулись по отвесной тропе, что вилась вдоль узких скальных шпилей. Он рос в трещинах утёсов, в тех местах, куда редко падал свет, и отрывать его нужно было в тот миг, когда срывался туман. Только так лишайник сохранял в себе свою мягкую, серебристую флору-сеть, наполненную эфирной влагой.

– Не рви корень – только верхушку. – Подсказывал ему старик. – Корень оставь, он умирает, если его выдернуть. А мёртвый лишайник – бесполезен.

Для этого Андрею пришлось повисеть некоторое время, вцепившись в верёвку, над голыми скалами. А когда ему казалось, что верёвка не выдерживает, то пальцы парня цеплялись за влажный камень поблизости. Этот лишайник почти сливался с каменной корой, и казался белёсым дыханием. Он сорвал четыре пучка – и только тогда туман взвыл в ущелье, словно сам дух гор недовольно шевельнулся.

Дальше шли Кровоцветы у подножия ручья. Эти редкие растения – невысокие, с пурпурными цветами, которые раскрывались только после заката, выделяли светящуюся росу, вбирающую в себя частицу ночной силы. Старик ждал, пока Андрей сам найдёт их. Так как эти растения отзывались на дыхание того, кто искал. Только тогда капля на лепестке становилась алой – признаком готовности к сбору.

– Это – капля чистого ночного зрения. Забери её, но не ломай сам цветок – он живёт лишь один цикл луны.

Потом пришла пора искать Прах обугленного папоротника. Это был один из самых странных ингредиентов. По крайней мере для самого Андрея. Чтобы его собрать, они шли в старую выжженную впадину, где когда-то упал огненный метеор. Там, под пеплом, Андрей нашёл папоротник, обугленный до основания, но не разрушенный. Его листья хранили структуру, но были чёрными, как уголь.

– Это – символ перехода. Пламя не убило его. Он перенёс огонь. Таким будет и зелье. Способным провести тебя сквозь теневую преграду.

После всего этого пришла пора для третьего шага. И это была подготовка алхимического круга. Старик сам начертал круг у края озера – на плоском валуне, очищенном до блеска. Четыре точки обозначили стихии. Вода (ручей), Огонь (жар от вулканического угля), Земля (песок из пещеры) и Ветер (перья ястреба, пойманного Андреем). Центр круга остался пуст. Это было место для алхимического котла.

– Это будет не просто настой – это будет Вплетение. И ты должен быть его частью. Ты – сосуд, что направит процесс.

Теперь наступило время для четвёртого шага. Которым стало пробуждение котла и варка самого зелья. Котёл был медным, чёрным от времени, но внутри – гладкий и как будто живой. Сначала в дело пошла вода из ручья, подогретая до лёгкого кипения. Затем, по порядку в дело пошли ингредиенты. Пепел папоротника – вспышка пепельного пара, издающего аромат жженой хвои. Роса кровоцвета – пузырьки по краям жидкости, чуть алые, чуть сиреневые. Лишайник – вода стала мутной, обретая туманный оттенок серебра. И только затем в ход пошло само ядро. Старик сам подал его Андрею.

– Ты кладёшь его в котёл сам. Скажи ему о том, что ты не берёшь – ты просишь. Пусть отдаст тебе свою силу… Добровольно… Это важно…

Андрей вложил ядро в жидкость. Оно не растворилось – но начало светиться. Сначала мягко, затем сильнее. Вода зашевелилась. Из котла вырвался туманный пар, и в этом паре Андрей увидел пасть зверя – призрачную, туманную, с глазами из искр. Было страшновато. Но он не отпрянул. Протянул руку – и увидел, как из ядра, словно из спелого плода, вырвалась живая нить энергии, проникшая в настой. Цвет жидкости стал серебристо-чернильным, с всполохами аметиста. А старик тихо прошептал:

– Зелье готово. В открытом виде оно будет “жить” трое суток. В должной таре, можно хранить годы. Потом “рассыплется” на составляющие. Выпей – когда ночь станет полем битвы.

В тот день вечер спустился в долину медленно, но уверенно – подобно прозрачному покрывалу, пропитанному туманом и сдержанным напряжением. Воздух был густ и неподвижен. Птицы постепенно замолкли, а звери, что обычно шумели на границах поляны, словно затаились. Даже сам старик, обычно неспешный и вечно небрежный в своих движениях, выпрямился, как струна, и без слов указал рукой на котёл, над которым по-прежнему дрожало алое пламя.

– Сейчас или никогда. – Произнёс он почти беззвучно, а затем отвернулся, давая понять, что дальше уже ничем помочь не может. Так как это был уже путь самого Андрея.

Он шагнул к котлу. Зелье внутри слегка пульсировало. Не кипело, не испаряясь, а словно дышало – притягивая к себе внимание, будто живое. Цвет его стал ещё глубже. Не серебро… Не чернила… Не лунный свет… А нечто между всеми тремя субстанциями. Густое, как омут. Прозрачное, но неведомо глубокое.

Он аккуратно зачерпнул из котла в чашу из вулканического стекла, поданную ему заранее. Тёплая, гладкая, как будто всегда была частью его руки. И вот это зелье уже у его губ. Пахло оно туманом и резким железом. Как утро после дождя на каменной вершине. Как ветер, несущий память битвы.

Потом… Он выпил… Сделав один довольно крупный тягучий глоток. И сначала ничего не происходило. Парень ощутил лишь тепло, разлившееся по груди. Лёгкое жжение под языком. А затем… Свет. Не яркий – резкий. Контрастный. Мир вокруг словно треснул, и Андрей увидел всё иначе.

Небо стало не просто тёмным, а выполненным из потоков энергии. Появились алые полосы, что явно были следами от полёта дневных птиц, синие вихри – дыхание ночных цветов, тонкие серебряные нити – путь ветра.

Потом он поднял взгляд к деревьям. И каждый лист, каждая ветвь, каждый камень отбрасывали ауру – блеклую или яркую, живую или умирающую. Рядом с озером он увидел тропу, которую прежде не замечал. Она была нарисована светом,