Шутки богов. Поспешное решение - Хайдарали Мирзоевич Усманов

– Это путь. Видишь? Это след энергии существа, что прошло здесь два дня назад. Без зелья ты его можешь увидеть, при должных тренировках, но он исчезает через пару часов. Однако зелье даёт тебе возможность увидеть следы даже спустя три дня.

– Я вижу… Всё это… – Тихо прошептал Андрей, и голос его дрогнул. Потом он повернул голову. И в чаще – там, где всегда видел только камни и кусты – он заметил что-то, укрытое тканью теней. Оно дышало. Слабо. Едва – едва. Но оно было живым. И оно наблюдало за ним. Когда воздействие зелья начало угасать, где-то через час, мир начал возвращаться к привычному виду. Потоки света рассеялись. Следы исчезли. Чувство всевидения покинуло его, оставив лёгкое головокружение и усталость. Старик подал ему чашу с холодным отваром корней.

– Ты удержался. Хорошо. Но это только первый взгляд. Учёный учится читать. Воин – держать меч. А ты теперь учишься – видеть.

Андрей снова посмотрел в небо, где теперь виднелась только тьма. Но он знал – в этой тьме осталось то, что он уже однажды разглядел. И что вернётся к нему снова, если он станет сильнее.

– Сегодня ты научишься чувствовать мир не глазами. А своей кожей. Носом. Слухом. Как зверь. И только тогда ты поймёшь, что значит быть охотником среди хищников. – Всё это старик говорил тихо, выверяя движения. Его пальцы мягко касались деревянной полки, где уже были выложены ингредиенты, каждый – на своём месте.

Вторым он намеревался попробовать создать зелье для обострения слуха. Теперь он и сам уже осознавал цель для подобного состава. Это зелье позволяло ему слышать даже трепет крыльев насекомых за сотни шагов… Чувствовать запах лжи, страха, гнева, как своеобразный феромонный шлейф… Различать следы, оставленные существами, по едва уловимым обрывкам аромата и вибрации воздуха…

Но всё это было возможно только при полной концентрации и тишине внутри разума. Малейшая раздражённость или страх – и это зелье не только теряет силу, но может и перевозбудить органы чувств, вызывая обострённую боль и даже сумасшествие.

Но решившись, он начал сбор ингредиентов. Первой шла Пыльца сумеречной лилии. Её нужно было собирать до рассвета, когда лепестки ещё закрыты, а цветок источает густой, почти незаметный аромат озона и мускуса. Для этого они вышли в предрассветные часы. Андрей шёл, словно на ощупь, но теперь чуть лучше понимал, как слушать тишину – и в этой тишине почувствовал сладковато-медный аромат.

– Цветок прячется от глаз, но тянется к дыханию. Не вырывай – дотронься, и он сам отдаст пыльцу. – Учил его старик. Парень медленно наклонился к цветку, и лилия дрожащими лепестками раскрылась ему навстречу.

Дальше шла Слюна дикого волкоподобного зверя – кхарны. Старик заранее добыл её, прикоснувшись к одному из тотемов охоты, куда кхарна в гневе обмочился. Он высушил её на черепе, и собрал в виде капель, напоминающих жидкий дым, пахнущий горелой сосной и кровью.

– Ты не встретишь его лицом к лицу и не выживешь. Но след его – достаточно силен, чтобы стать частью зелья.

Следом шла Сердцевина корня слепого шепчущего кустарника. Это растение было “глухим и слепым”, но оно слишком явно реагировало на тепло рук. Его корень вырывали не полностью. Только сердцевину, тонкую как волос, которую можно было извлечь лишь в тот самый момент, когда растение "уснёт" от дуновения тумана.

– Она хранит сны зверей. – Пояснял ему старик. – И передаёт их. Так мы свяжем твои чувства с теми, кто чуял мир тысячелетиями.

Затем пришла пора для подготовки алхимического круга. Но в этот раз была новая конструкция. Круг зрения был прямым. Круг слуха зверя – волнистым. Живым. Подвижным. Его рисовали настойкой из золы и сока красных ягод, вокруг клали перья ночных сов (для равновесия слуха), шерсть лис (для хитрости восприятия), кость белки (для быстроты реакции). В этот раз котёл был глиняным, не медным – таков закон для чутких зелий. Глина, дышащая, уравновешивает слишком агрессивные резонансы.

Для варки зелья понадобилась талая вода из верхнего ледника. Она должна была быть необработанной, чтобы не мешать звуку и аромату. И первой в неё пошла сердцевина того самого корня. Вода стала туманной, слегка маслянистой. Следом отправились капли слюны кхарны. Они не растворились, но превратились в тонкие серебристые спирали, плавающие у поверхности. Потом – пыльца лилии. И как только она коснулась воды, вырвался запах – острый, тяжёлый, звериный, от которого у парня даже защипало глаза. А затем наступила пауза. Так как старик остановил варку.

– Теперь твоя кровь решит, примет ли зелье тебя.

Он подал Андрею крохотный обсидиановый нож. Тот, немного посомневавшись, всё же надрезал свой палец и капнул каплю в кипящий настой. Вспышка. Словно чуткий слух озарился молнией. А потом – тишина. Настой потемнел, стал цвета обожжённой меди, но при этом источал странный аромат – смесь еловой коры, шерсти и чего-то первобытного, древнего. Посмотрев на эту реакцию, старик коротко улыбнулся.

– Ты примешь его завтра. На рассвете. В тумане. Тогда поймёшь, как слышат охотники с севера. И как нюхают “правду” южные шакалы…

Рассвет пришёл в долину бесшумно, как вороватый кот, ступающий по склонам на мягких лапах утреннего тумана. Небо отлило сталью, и только где-то в вышине, над горным хребтом, заполыхал тусклый, выдохшийся янтарный свет. Андрей сидел на коленях перед котлом, в центре алхимического круга, обведённого следами ночных зверей, перьями и обугленными камушками с горных гребней.

Перед парнем в чаше из чёрного обсидиана сейчас колыхалась жидкость цвета выгоревшего медного мха. Она тихо пульсировала, как живая, излучая тошнотворный, но при этом притягательный запах. Который включал в себя своеобразную смесь мокрого меха, влажной коры, гари и далёкой грозы.

– Пей. Сейчас воздух откроется тебе, как шкура. Мир поднимет веко. Но только на миг. – Глухо произнёс старик, отступая за пределы круга. Андрей ничего не ответил ему. Лишь глубоко вдохнул и медленно поднёс чашу к губам. И, надо сказать, что первые глотки были… Странными… Эта жидкость обволакивала рот не как вода, а как густой пар или плотный дым, просачивающийся прямо сквозь зубы. Внутри она будто скользила по горлу, обжигая не теплом, а звериной дикостью. Внутри его тела сразу что-то… Зашевелилось… Сначала – под кожей. Потом – в ушах, где затрещало, как в грозовом небе. Затем – в носу, куда ударил настоящий порыв тысячи запахов, вспыхнувших один за другим. Всё это было настолько