Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная

Ходила по дому, переставляла книги.

— Угомонись, — смеялся Артём. — Гнездование уже прошло.

Он не спорил. Просто держал меня. Ночью, утром, днём — как будто знал, что мне нужно.

Даже не слова — просто рядом. Просто дышит рядом.

И вот, на третий день, я проснулась от того, что живот стал особенно тяжёлым.

Низ тянуло. Будто внутри начало расходиться что-то, что долго держалось.

Я сидела в ванной, считала дыхание, и понимала — это не просто тянет.

Это — начало.

Глава 29

Проснулся резко. Привычно протянул руку — и наткнулся на холод. Пусто. Юли не было.

Сел, быстро. В груди — глухой толчок. В ванной — свет. Волк сразу напрягся. Прислушался.

— Юль? — тихо, но ясно.

Она сидела на краю ванны. В халате. Босая. Спина чуть согнута, руки — на животе.

Движений почти не было, только дыхание и взгляд. Глубокий. Сосредоточенный.

— По-моему… началось, — сказала она спокойно. Без слёз, без паники.

Я кивнул. Никаких лишних слов. Всё было готово.

Через пять минут мы уже выходили из спальни. Я помог ей одеться — медленно, аккуратно.

Подал обувь, подхватил сумку. Она была собрана ещё месяц назад. Всё шло по плану.

Пока она застёгивала куртку, я проверил — телефон, ключи, документы, карта врача.

Климов уже в курсе. Мы договаривались, что позвоню сам. И я позвонил. Он сказал только: «Привози. Я жду».

Я провёл Юлю до машины. Держал под локоть. Ступала уверенно, но чуть медленнее обычного.

Села тяжело, но не жаловалась.

— Ты как? Болит? — спрашиваю, глядя в лицо.

— Немного. Но я справляюсь, не хочу, чтобы ты волновался.

— Юль, я волнуюсь, даже когда ты просто молчишь.

В машине тихо. Мы едем по пустым улицам. Город ещё не проснулся.

На соседнем сиденье — моя омега. Моя волчица.

Волк внутри молчит, напряжённо затаился.

Ждёт. Слушает. Чует. Тепло её тела, неровный ритм дыхания, чужой запах на животе.

Не отпускаю её руку. Она — тоже. Жмёт крепко, будто держит равновесие.

Я чувствую, как пальцы дрожат.

— Всё будет хорошо, — говорю тихо, сжав её руку. — Мы почти на месте.

Она только кивнула, сосредоточенная. Дышала медленно, как ее учили.

Остался один квартал. Притормозил перед перекрёстком, проверяя обстановку.

Дорога пустая. Только снег в воздухе и редкие фонари.

И вдруг — из-за поворота, на полной скорости — чёрная «Тойота».

Слишком быстро. Я только успел выдохнуть:

— Чёрт…

Удар. Резкий, глухой, сбоку — в мою сторону. Машину швырнуло вбок, развернуло.

Тормоза визжат, резина рвётся. Кричит Юля. Я хватаю её одной рукой, стараясь прикрыть.

Металл скрипит, будто рвётся по швам. Запах горелой резины. Масла. Крови.

Салон заливает сигналами — сработали подушки.

Меня швыряет вбок, будто ударила стена. Плечо пронзает острая боль — жгучая, пульсирующая. Головой откидывает в стекло. Треск. В ушах звенит. Секунду не понимаю, где я.

Осколки — всюду. Летят, сыплются. Один — горячий, тонкий, рассекает кожу на скуле. По щеке сразу течёт кровь — теплая, липкая.

Пытаюсь вдохнуть — грудь сдавлена, воздух не идёт.

— Юля?! — хриплю, силой заставляя себя обернуться.

Она вдавлена в кресло, вцепилась в ремень, глаза распахнуты, губы дрожат. Лицо бледное. Плечи вздрагивают. Плачет.

— Юля, ответь мне! — рычу уже, откидываю подушку безопасности.

— Я… нормально, — шепчет. Голос сбит дыханием, слабый. — Он… он шевелится.

Голова склонена к животу. Ладони обе — на округлом, напряжённом.

Он… шевелится.

Мир вокруг трещит, горит, гудит, но я слышу только это.

Мой сын жив. Она — дышит.

Всё остальное можно исправить.

Дёргаю ручку — бесполезно. Дверь заело. Вжимает изнутри, будто сама машина не хочет выпускать.

Пинаю с силой. Раз — не идёт. Второй. Скрежет металла вгрызается в уши, но дверь поддаётся. Я вываливаюсь наружу, захлебнувшись ледяным воздухом.

Асфальт скользкий, заледенелый. Слякоть хлюпает под ботинками. Ветер хлещет по лицу, сбивая дыхание. В нос ударяет запах гари, раскалённой резины и крови. Мир вокруг вспыхивает светом фар, гудками проезжающих машин, далёким воем сирены.

Поднимаюсь. Плечо пульсирует болью, будто кто-то прижёг его изнутри. Но я уже бегу к пассажирской стороне. Волк внутри вырвался на поверхность, яростный, бешеный — он рвётся к ней.

— Юля! Потерпи! Я здесь! — голос срывается, дрожит, я хватаюсь за крышу, скольжу по капоту.

Её дверь приоткрыта. Я заглядываю внутрь — и сердце проваливается в грудь.

Она держится за живот. Обеими руками. Как будто удерживает внутри самое ценное. Лицо побледнело, кровь тонкой нитью сползает с губ. Но она жива. Она дышит.

И шепчет:

— Всё как тогда… Артём… как тогда…

Я замираю. Понимаю. Сердце сжимается. Тогда — это три года назад. Тогда она потеряла всё.

Авария. Первый муж. Первый ребёнок.

И та, прежняя Юля, умерла вместе с ними.

Когда я читал ее досье, меня не покидало ощущение, что что-то здесь не так. Все выглядело слишком гладко, а авария вызывала вопросы.

— Нет, детка… сейчас — не тогда, — шепчу и вытаскиваю её из машины, осторожно, максимально близко к себе.

Она дрожит. Вся. Маленькая, испуганная. Волчица внутри неё — цепляется за меня.

Волк внутри меня — в ярости. Он уже метит след. Он уже хочет крови.

— Я с тобой. Слышишь? С тобой, — повторяю, держу так крепко, как только могу, не повредив. — Всё будет хорошо.

Достаю телефон, пальцы дрожат. Набираю на автомате.

— Климов, мы в квартале от клиники. Авария. Срочно. Юля. Да, с ней… пока всё стабильно. Но нужна скорая. Немедленно.

Он не спрашивает лишнего.

— Я выхожу сам, — отвечает быстро. — Бригада уже едет.

Отключаюсь. Прижимаю её к себе. Чувствую, как она плачет. Беззвучно. Просто капли скатываются по щеке и падают мне на куртку.

— Ты не одна, — шепчу ей в волосы. — Ты не потеряешь его. Я клянусь.

И клянусь не в пустоту. Клянусь себе. Клянусь волком. Клянусь её сердцу.

Потому что теперь — я не отпущу. Ни её. Ни сына.

Глава 30

Юля дрожит, вцепившись в мою руку. Лицо побледнело, губы прикушены, живот под пальцами — напряжён, как натянутая тетива. Каждая схватка проходит сквозь неё, как ток.

— Артём… я не смогу… — хрипит, почти беззвучно.

— Сможешь. Я рядом, — говорю, сдерживая рык.

Скорая вот-вот приедет.