Дальнобойщик - Роман Валерьевич Злотников

На следующий день из Пулково отправился в деловую поездку приказчик «Торгового дома Шелапутиных» Павел Алексеевич Звонцев.

* * *

Стратопланы Закревский недолюбливал, но это был самый быстрый и достаточно комфортный способ добраться до цели.

Шанхай, как всегда, накатил серо-сизой волной густого шума. Закревский любил этот гигантский мегаполис. Ему нравилось соединение разных эпох, культур и укладов, здесь в одном доме спокойно уживались лапшичная, прямиком из XIX века, и ультрасовременная клиника пластической медицины, до которой жители Поднебесной были великие охотники.

В этом сезоне, например, у здешних девиц в моде было изменение разреза глаз, «дарующий вам взгляд жестокой коварной полячки, безотказно покоряющий мужчин», как сообщало рекламное объявление на интерактивном дисплее клиники. Девица, которая загадочно улыбалась и изображала «жестокую полячку», по мнению Закревского, правда, больше напоминала бурятку.

Бурятки, впрочем, по мнению Павла Аркадьевича тоже были ого-го. В плане безжалостного покорения.

Хотелось потеряться на улицах города, побродить, слушая Шанхай, напитываясь им. Но — не в этот раз. Времени было только на то, чтобы обменять паспорта и получить у надёжного человека новый документ. На этот раз на имя инженера Якова Валерьяновича Замшева.

И уже господин Замшев позволил себе чуть расслабиться и немного посидеть в любимой лапшичной Чуньфен, что в Сюйхуэйе.

Отдуваясь, Закревский-Замшев положил палочки на поднос, ощущая в животе приятную тяжесть, а во рту — послевкусие острой лапши с сычуаньским перцем.

Поймал моторикшу, сел в прозрачную торпедообразную капсулу и отправился в аэропорт.

* * *

Стратоплан компании «Небесные драконы» доставил господина Замшева в Рио-де-Жанейро, где он задержался на три дня по делам фирмы. Инженер посетил заводы Бразильской империи, провёл переговоры в интересах российско-германской фирмы «Оптические механизмы», последний день посвятил составлению отчётов, которые и направил в свою контору во Владимире.

И фирма, и контора в древнем русском городе, и даже переговоры были самыми настоящими.

И — позволили убедиться страхующей двойке, которая, сменяясь, следовала за Закревским от самого Санкт-Петербурга, что за объектом хвоста нет.

Поэтому Пётр Аркадьевич спокойно, но не привлекая ненужного внимания, встретился с доном Луисом Алейшо Боланже.

Был дон Луис невысок ростом, обширен и весел, манерами больше напоминал обитателей фавел, однако вполне справедливо считался «серым кардиналом», во-многом определявшим направление бразильской экономической политики.

О делах «Нижегородской ярмарки» он, конечно, был прекрасно осведомлён и не преминул в разговоре пару раз обронить фразы, которые однозначно свидетельствовали о том, что информацию он получает не только из газет.

Но обронил осторожно и доброжелательно. Так, чтобы и возможный источник не засветить, и продемонстрировать, что использовать информацию во вред нижегородцам не собирается.

Закревский жест оценил.

— Дон Луис, скажите, как вы сами оцениваете состояние дел, которые сейчас интересуют господина Морозова? — Закревский понимал: спрашивает практически в лоб, что не слишком укладывалось в каноны бразильского делового этикета. От метрополии южноамериканская аристократия унаследовала любовь к извилистому окольному выражению своих мыслей, полунамёкам и лёгким обозначениям… И соединила это с жёсткой, давящей, словно кольца анаконды, деловой хваткой.

Однако Закревский решил рискнуть, рассчитывая, что такую прямоту дон Луис воспримет, как встречный знак доверия.

«Серый кардинал» поднёс к губам широкий низкий стакан, вдохнул аромат ликёра. «Из таких стаканов янки обычно тянут свою кукурузную самогонку», — подумал Закревский. Откуда у него эта привычка пить только из этих стаканов?

— Всё так же предпочитаете Jabuticaba Prosa Mineira? — улыбнулся он.

Дон Луис улыбнулся, отсалютовал бокалом, показывая, что оценил внимание собеседника к мелочам.

— А вы остаётесь верным кашасе. Мне кажется, она вам напоминает родную русскую водку.

Он смочил губы ликёром, посмаковал.

— На мой взгляд, дела господина Морозова, во всяком случае те, о которых я знаю, идут весьма успешно. В развитии его коммерческих проектов заинтересованы не только русские деловые круги, но и деловые партнёры из разных стран.

Он снова сделал крохотный глоток и добавил:

— Как существующие, так и потенциальные. Партнёры.

Закревский двумя пальцами взял маленький мартелино (стаканчик, из которого принято пить в Бразилии кашасу), отсалютовал собеседнику, сделал, как положено, крохотный глоток, посмаковал.

Чужой, конечно, напиток, но хорош… Особенно к рыбе. А повар у дона Луиса был превосходный.

— Кашасу я люблю саму по себе. На водку она ничуть не походит. Да и пьют её совершенно иначе, чем водку. Да вы и сами это знаете. Но ваша «фазендейро» просто прекрасна!

Дон Луис просиял. Кашасу он гнал уже много лет, лично и самозабвенно. Получалось действительно прекрасно.

Тем временем Закревский отдал должное рыбе.

Прожевал.

— Тогда я спокоен, дон Луис. Раз вы считаете, что вокруг господина Морозова спокойная деловая обстановка… — и Закревский подвесил фразу в воздухе.

Дон Луис не торопился с ответом.

— Скажем так… Я полностью уверен, что деловые круги Бразильской империи относятся к господину Морозову с глубочайшим уважением. Насколько я знаю, в Старой Империи отношение к нему такое же.

Закревский удержался от улыбки. Всё же, португальская любовь к помпезности во всём, что касается родословных и происхождения, цвела в Бразильской империи пышным цветом. Потому до сих пор и называют здесь Португалию Старой империей. Хотя сами же вышибли португальцев из страны, как только представилась возможность.

— Я ощущаю в вашей фразе некоторое «но», или это моя профессиональная подозрительность? — осторожно уточнил Закревский.

Дону Луису не надо было уточнять, о какой именно профессии его собеседника идёт речь. Их знакомство состоялось пятнадцать, да нет, какое там, шестнадцать лет назад. И до сих пор дон Луис восхищался тем, как изящно провёл операцию молодой русский разведчик. Никакого шантажа, подкупа, угроз или использования втёмную. Ничего из того, что обычно применяли те, кого считали королями разведки — бритты, германцы и французы. Последние, впрочем, как и евреи, обладали особым почерком и предпочитали заходить на объект через девочек и мальчиков.

Русский же поймал его на пороке, о котором и сам дон Луис не подозревал.

Детском тщеславном желании иметь истинную аристократическую родословную, такую, чтоб тянулась ещё из Старой Империи.

Бумаги оказались подлинными.

И действительно помогли ему войти в правительственные круги.

Не для личного обогащения старался!

Ради блага страны! — говорил себе дон Луис и почти не врал.

Говорить с ним на равных «наверху» стали только после того, как дон Луис устроил выставку «Боланже век за веком», на которой ненавязчиво продемонстрировал документы, свидетельствующие о том, что род его восходит к «тем самым» Соуза.

После этого скромный сотрудник русского посольства стал желанным гостем в доме дона Луиса. Закревскому ни разу не потребовалось объяснять господину Алейшо Боланже, что если в определённых