Либелломания: Зимара - Н. Мар

слышно, как сыплется с потолка пещерный мусор, как шумно дышат семеро. Поезд уснул. Нахель застрял в ужасном положении: вагон вдавил его в полуразрушенную стену между металлом и камнем. Затиснул жука левым плечом по самую грудь. Но если бы не настало время поезду заснуть опять, Нахеля целиком раздробило бы о мрамонт. Его окутало дымом страха и хромосфена. Умный хром ещё сдерживал давление на тело. Но глянцевые надкрылья Нахеля уже растрескались. Из уголков рта выкипала пена. Фибра вдруг начал озираться:

— Нехорошо гудит! Сейчас свод обрушится!

— Сейчас хромосфен откажет! — перебил Бритц.

— Да брось ты его, погибнем! — Деус была невероятно права. — Уезжать надо!

— Уезжай.

По его рукам текла гемолимфа Нахеля вперемешку с бордовой кровью. Его защита уже трещала. Жук в агонии зажал воротник друга в фиолетовой руке, а Кайнорт выскреб собственный, последний чип-вестулу с хромосфеном и пропихнул туда, где солёная обмороженная сталь вагона обожгла и свезла кожу. Тело плавунца охватил серебристый дым, и глыба рядом с ним громко треснула. И начала осыпаться. Бритц и Фибра, упираясь в чешую вагона, потянули жука изо всех сил. Кайнорту показалось, что на спине, изборождённой игльдом, у него лопнула кожа. Вдоль позвоночника текло что-то тёплое, склизкое. И нечто похожее на прежнего, но слегка пережёванного Нахеля, скатилось ему на руки.

— Быстрее! — Деус подгоняла их с подножки кротафалка.

Кайнорт гадал, что обрушится первым: он сам или свод пещеры. Чивойт сбил его с ног, первым залетел на подножку. Фибра заволок Нахеля внутрь.

— Быстрее, Бритц!

«Да не могу я…»

— Это твоя последняя жизнь! — прорычала Деус.

Он прыгнул. Упал под морозилку, на Сырка. И Фибра задраил люк. Поехали.

В первую минуту Кайнорт просто кричал на каждом выдохе, так было больно. А потом долго слушал шум в голове. Его привёл в чувство голос Деус:

— У тебя кровь из уха. И на спине кровь. Да у тебя везде кровь!

— Нахель…

— Плохо! Ушиб сердца, перелом руки и разрыв лёгкого. В аптечке бардачопика кое-что есть. Но если начнётся гемоторакс, гарантий никаких. Вообще никаких! Я говорила: брось! Надо было уезжать.

— М-м.

— Вот что. В первый и в последний раз я это сделаю.

Она разрезала предплечье вдоль вены и набрала в термос крови. Половины термоса было мало, и Деус позвала бранианскую кошку. Фибра держал за рога, она резала. Смешала кровь, свою и Чивойта, и отдала Кайнорту.

— Я-то боялась, не надумал ли ты от него избавиться. А бояться-то следовало как бы ты за него не сдох. Бритц, нам нужен командный игрок!

— А мне нужна команда! — ощетинился он.

И соврал. Ради Деус или, там, Фибры он не полез бы под поезд. Ну, может, разве что неглубоко. С оглядкой, с расчётом. Всё он понимал. Но гемолимфа Нахеля на его руках разлилась за пределы всего разумного. И только поэтому Бритцу удалось его вытащить. С другими, он знал точно, всё равно бы не вышло.

— Я поняла теперь, почему Зимара выбрала тебя, — проворчала Деус. — Потому что ты настоящая задница, вот почему!

— Задница чует острее.

В кабине становилось душно. Деус маячила по кротафалку и терзала мозг тестом на деградацию, который сама для себя придумала. Сначала лимонная обезьянка ужаснулась, что помнит константу золотого сечения лишь до третьей сотни знаков после единицы. Это никого не впечатлило, потому что остальные смутно представляли даже первые два. Но потом пришла очередь квадратного корня из пяти, в котором Деус, к своему ужасу, назвала только сто тридцать первых цифр и запнулась. И наконец основание натурального логарифма привело её в смятение на пятидесятом знаке после запятой. Тогда она распахнула створку холодильной камеры и залезла туда головой.

— Не дыши на меня, а то за нос укушу, — пригрозила голова Заи.

— О проклятье… Шапки нет, обезболивающее разбито, а до Маскараута меньше суток… — морозилка смешно искажала голос Деус, но ей там становилось лучше. — Бритц, лорд-песец должен привести Клуб в смятение. Должен быть на высоте. А не скулить, как пришибленная шавка. После твоих выкрутасов без лекарства будет очень больно.

— Успокойся.

— Так успокой меня! Скажи, что ты не поднимешься в парадный зал ради того, чтобы кататься там по полу от боли!

— Я владел миллионом рабов, Деус. У них я научился терпеть и притворяться.

И сладко засыпать там, где упал. Под мерное тарахтение бура и стоны Нахеля он покачивался на волнах, и это море было целиком из крови.

* * *

Я провела ночь в рекреации Загородного Палисада. Впервые за долгое время в одиночестве. Покой и прохладная тишина напомнили те полчаса, которые мне дал когда-то Ёрль Ёж перед почётной казнью.

Альда Хокс, повидавшая ад, и даже не один, боялась одна играть против Зимары. Хотелось бы знать, что же такое потрясающе ужасное ждало меня за стенами Френа-Маньяны? Я откинула плотные шторы, оберегавшие сны сумасшедших от полярного дня. Заиндевелые узоры покрывали стёкла. Нет, я должна увидеть. Ручка поддалась легко, и порыв стужи в первый миг отшвырнул меня назад. Бесцеремонный вихрь облетел рекреацию, крупные снежинки собрались в белое щупальце, и эта лапища, хлестнув постель и звякнув светильниками, вырвалась наружу.

Эти окна незачем было запирать: они глядели прямо в обрыв. От высоты обледенелых стен кружило голову. В небе носились медузы. Они танцевали в холодном небе, на солнце, свет которого не грел, но морозил, и воздух блестел, искрился. Одна медуза повернула в сторону Френа-Маньяны, и я поспешила захлопнуть окно. В комнату влетел только кончик её снежного щупальца и, кувыркнувшись под потолком, ударился о зеркало и рассыпался. На зеркале остался ледяной узор. Как на окне. Как на моей спине.

«Осторожно, метеоспруты!» — предостерегала надпись на подоконнике.

Я задрапировала окно поплотнее, развернула кресло высокой спинкой к выходу, забралась в него с ногами и свернулась калачиком.

* * *

На другой день поперёк старых шрамов краснели следы от пижамного рукава. Я обнаружила душевую. Но вода имела два режима, ледяной и прохладный. Диастимагия во мне бесновалась, и я схватилась за ошейник в попытке хоть на миллиметр оторвать его от кожи и согреть струи. Но не получилось. Снаружи мою шкурку обдало чуть тёплым воздухом. Вместо полотенец на меня с полки напали дегидровелы. Они забирались в волосы, дёргали их и рвали, цепляясь воздушными лапками. Оконце в ванной было затянуто чёрной глянцевой