Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

только морально-этического толка. Люди обычно не склонны таскать с собой паспорта в булочную и еще меньше — сообщать всем окружающим об этом. Это раз. Воровать паспорт, раз уж я твердо решил встать на путь криминала и грабежей, нужно у моего ровесника, плюс-минус пять лет. Потому что фотографию я еще смогу переклеить, а вот подчистить год — нет. А мои плюс-минус сверстники паспорта с собой вообще не таскают.

Что делать в таком случае? Что нам говорит опыт человечества?

Он, в лице книги Андрея Ильина «Обет молчания»[5] говорит о том, что паспорт нужно воровать там, где он у человека есть стопроцентно. Например, в очереди в сберкассе. А где я могу обнаружить своего сверстника, у которого стопроцентно есть паспорт? Перед вузом, куда он идет поступать. Потому что паспорт входит в комплект документов, необходимых для поступления.

Моя задача? Обнаружить абитуриента у вуза… нет-нет-нет. На железнодорожном вокзале. Потому что если я увижу его перед вузом, то через минуту он зайдет внутрь и прости-прощай краснокожая паспортина[6].

Перехватываю клиента у вокзала, перехватываю у него документы (как — еще не придумал) и вуаля: у меня с собой паспорт, аттестат и все остальное, необходимое для поступления. После чего иду — в другом городе, естественно, и… подаю документы для поступления. Зачем, если я не поступлю? А потому что я и не буду поступать. Завалю экзамены и сочинение, зато как минимум на две недели будут обеспечен жильем. И не надо будет бомжевать по стройкам и общагам.

Заваливаю экзамены и, если повезет, можно будет попробовать сунуться в техникум или ПТУ, чтобы заселиться в общежитие еще на две недели. В одной советской книге главный герой так и сделал: не сдал экзамены в какой-то крутой вуз и, чтобы не признаваться родителям, подал документы в строительный техникум, в надежде год прокантоваться, а потом все же поступить[7]. Он это сделал почти случайно, а я сделаю специально.

А дальше… А дальше — посмотрим.

Только провернуть это все нужно до 31 июля. Потому что в этот день заканчивают принимать документы и начинаются вступи… тьфу, приемные экзамены. Какое там сегодня? 15-ое? Успею.

Ну что ж, как говорил товарищ Хрущев: наши цели ясны, задачи определены — за работу, товарищи!

* * *

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм.[8]

Стандартная грузоподъемность товарного вагона — 50 тонн.

В одном вагоне — 1000 ящиков.

В бригаде грузчиков — 5 человек.

Каждому нужно перенести 200 ящиков…

Уф!

Скинув со спины тяжелый деревянный ящик, глухо звякнувший, я зашагал обратно к черному входу в вагон. Обычный такой красно-коричневый грузовой вагон, та самая «теплушка», которые упоминаются в книгах про войну и ГУЛАГ. Предназначен для перевозки 50 тонн груза, 40 человек или 8 лошадей. Если присмотреться, то внутри, на стенах, можно увидеть брусья, к которым крепятся нары или стойла в случае необходимости. А на крыше — закрытые люки, в которые выводятся трубы печек, если необходимо отопление. На одно из торцов вагона — тормозная площадка, типа балкончика. Предназначена для того, чтобы можно было покурить во время движения. А если серьезно — ну кто, в самом деле, будет выделять особое место для курения в грузовом вагоне? — то нужна она для того, чтобы, если состав перегородил тебе путь — можно было пройти по ней, а не лезть под вагонами.

Подхватив очередной ящик, я закинул его на спину. Потому что так делали все остальные грузчики из «моей» бригады. А еще я читал в какой-то советской книге о нелегком труде грузчиков о двух принципах их работы:

— ничего не брать пальцами (рано или поздно выломаешь суставы фаланг и заработаешь артроз. Бери руками!);

— ничего не поднимать руками (потянешь мышцы спины или повредишь позвоночник. Поднимай спиной!)[9]

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм…

Как можно понять, я таки пришел на станцию разгружать вагоны. Ночью. Документов действительно не спросили, разве что имя, после чего экспедитор махнул рукой с зажатыми в ней накладными и повел нас к вагону, стоящему на путях среди, наверное, десятков таких же.

Хозяином груза был относительно молодой мужчина, лет так сорока без малого. Сапоги — тут вообще очень популярна обувь, темные штаны, кепка… И пиджак. С аккуратно свернутым в рулончик и заколотым булавкой правым рукавом.

Надо же. Я как-то и не задумывался до этой встречи, что все встречаемые мною люди пережили Великую Отечественную. Пусть в здешнем исполнении, то есть, не то, не там и не с теми названиями, но наверняка не менее жестокую и кровавую. Причем чуть больше 10 лет назад. А, наверное, чуть ли не каждый мужчина воевал. И, если не увидишь увечье или орденские планки — и не поймешь. Обычные люди, спокойные или крикливые, веселые или суровые, но — обычные. Никто не шатается пьяным в форме, не кричит на прохожих «А ты где воевал⁈» или там «Сталинград!». Где ПТСР?[10] Где вьетнамский (афганский, чеченский и ты пы) синдромы? Здешние люди — и наши люди пятидесятых? — психологически устойчивее? Или те, кто склонен к истерикам — просто не дожил до конца войны? Или здесь не «иммунитета ветерана» и тот, кто совершает преступления и нарушает беспорядки — получит срок без оглядки на «он же воевал!». Ну, воевал. И что? Сейчас ЛЮБОЙ воевал: и ты, и милиционер, что тебя арестовал и тот интеллигент в очках, которому ты попытался в рожу кулаком сунуть — тоже на передовой не печенье перебирал. Не прокатит. Это как советские перестроечные эмигранты в Израиль жаловались на то, что там трудно «вести дела», сиречь жульничать и мошенничать: в России, если попадешься, можно было выставить себя «несчастным евреем — жертвой антисемитов», а в Израиле — не получится. Тут все — евреи.

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями — 50 килограмм…

Может, конечно, все гораздо проще и в ОРС любители поптсрить и покидаться гранатами в непонравившемся им кафе были в лучших традициях сталинского СССР собраны в уже знакомые им «теплушки» и отправлены сбрасывать энергию с помощью двуручной пилы. Ведь и в наше время можно встретить человека, прошедшего «и Крым и Рим» и не размахивающего этим на каждом шагу. Не надо далеко ходить: Юрий Алексеевич, мой институтский преподаватель высшей математики. Невысокий, сухой, с седоватыми усами, в очках, пользующийся уважением студентов и… кхм… любовью студенток. И чуть ли не случайно я увидел его в пиджаке с планками, среди которых опознал