Фаворит-5. Родная гавань - Денис Старый

было таким огромным и не считалось вполне статусным, барон с баронессой могли бы и заортачиться. Менгдены не поехали бы никуда. А теперь, вдали от пафосного Петербурга, можно было всем быть чуточку попроще и потянуться друг к другу.

Страстная любительница французских любовных романов София Доротея Менгден, мать Юлианы, уже который раз с упоением слушала историю любви своих сватов. Со временем родственники узнали-таки, что мать их зятя из очень уважаемой и влиятельной семьи в Крымском ханстве. И пусть первоначально Магнус весьма скептически относился к этой новости, София Доротея умилялась романтизму с первых минут, как узнала эту информацию.

А ведь было с чего даже роман написать. Русский служивый человек, тут обязательно София бы добавила, что он из немцев, выкрал у злого татарского князя свою любимую. Она не сразу полюбила своего дракона, коим, несомненно, должен был являться русский дикарь, пусть и с немецкими корнями. Но после в драконе пробудился заботливый мужчина, и они полюбили друг друга.

Будучи умной женщиной и от природы, и не гнушавшейся почитать книги, мать Александра Лукича максимально использовала романтизм своей свахи, чтобы наладить хорошие отношения. Ну и Софии было уже более чем приятно общаться с дочерью загадочного татарского князя.

И вот пока женщины отравились на инспекцию в очередную деревню, самую дальнюю от помещичьей усадьбы, оба мужчины смотрели на бутылку венгерского вина, как на своего злейшего врага. Слуга, из тех, что с собой привёз барон, ждал отмашки, чтобы налить в бокалы злую жидкость.

— Надо! — набравшись мужества и решительности, сказал Лука Иванович Норов. — Лекарство.

Барон нехотя, скривившись, но всё-таки махнул рукой, давая понять слуге, чтобы тот наполнял-таки бокалы.

Первые глотки вызвали легкий рвотный рефлекс одновременно у обоих мужчин. Но очень быстро их лица начали разглаживаться, в глазах появлялась радость и приятное удивление, и скоро они с удовлетворением поставили свои большие бокалы на стол и откинулись на спинки стульев.

— Ещё? — учитывая свой скудный словарный запас русского языка, спросил Магнус.

— Уйдём в запой, — не так чтобы решительно ответил Норов. — Тут рассола можно капустного.

Установилась пауза, и мужчинам понадобилось ещё минут пять, чтобы всё-таки прийти к выводу, что следующий бокал обязательно повлечёт за собой ещё один, ну а дальше…

— Пойдемте, господин барон, в мастерскую? Мужики небось уже дюжину ульев сладили, — сказал Лука Иванович, с хлопком ударил себя по коленям и резко встал.

У него моментально закружилась голова, однако Норов устоял на ногах. Обращая внимание, что не так уж и легко даются его родственнику резкие движения, Магнус поднимался медленно, прислушиваясь к собственному организму. Решение о том, что все же нужно осмотреть хозяйство и оценить производства в поместье, мужчины приняли еще три дня назад. Да все недосуг было.

Сперва мужья все же решили узнать, где нынче их жены. Им доложили, что женщины уже отправились обследовать охотничий домик, расположенный на самой окраине поместья, на опушке леса, как уверял уже бывший управляющий поместьем, леса, кишащего зверьём. Там же и расположена деревенька.

— Добре было бы поохотиться! — вслух высказал свои мысли Норов, но тут же добавил горчинку в сказанное: — токмо говорят, что из егерей тут лишь старик. А для доброй охоты с десяток егерей должно быть.

— Это да! — согласился с ним Магнус. — Охота есть гуд.

Но пока мужчины шли в мастерскую, всё равно договорились, что нужно попробовать поохотиться. Недаром же они три дня назад ели мясо оленя. Значит, кто-то же этого оленя подстрелил. Почему бы и самим мужчинам этого не сделать?

За пять оставшихся минут, время, которое нужно потратить в пути от панской усадьбы до мастерской, русский с немцем успели договориться до того, что они за одну только охоту, в день, порой, убивали до десяти оленей, а зайцев так вообще не счесть.

Ну, свойственно мужчинам хвастать друг перед другом. Наверное, это уходит корнями в какую-то глубокую древность, когда нужно было убедить женщину, что именно с этим мужчиной ей будет сытно жить. Впрочем, и сейчас мало что изменилось. Всё то же самое, только подаётся немного с другим соусом.

Магнус фон Менгден ходил вокруг уже сбитых ульев. Осознав, что его свёкор ничего не понимает в пчеловодстве, Лука Иванович выдерживал паузу. Наслаждался дремучестью барона, отыгрывался за некоторые эпизоды, когда был в похожем положении относительно фон Менгдена.

Сам Лука Иванович Норов считал себя профессиональным пчеловодом. Как же! В его имении сейчас уже больше девяти десятков пчелиных семей! И мёда с воском они приносят столько, ну или почти столько, как было, когда в имении использовали только борти.

Норов-отец вовсю гордился своим сыном. Но в этом случае не хотел признаваться, что именно Александр когда-то, впрочем, не так чтобы и давно, показал и рассказал, как можно добывать мёд. И теперь Лука Иванович, а, скорее, всё же его жена, делали ставку на увеличение производства мёда и воска. По любым подсчётам дело это весьма прибыльное.

— Это есть работать? — устав напрягать мозги, для чего эти домики нужны и как они могут быть полезными, спросил Магнус.

И тут Лука Иванович начал с упоением рассказывать. Он подходил к ульям, доставал дощечки, объясняя, как в них должны располагаться соты и как после этого на медогонке можно выкручивать мёд. Уже по собственному, крайне скудному опыту, Норов объяснял все выгоды в коммерции.

Барон только охал и ахал. В его имении, к слову, намного скудном, чем то, что досталось в приданое зятю, мёда было немного. И весь он добывался исключительно бортничеством. Так что лакомства для того, чтобы немного подсластить еду хватало. Даже немного оставалось, чтобы добавить в заготовки пива. Но явно недостаточно, чтобы говорить о торговле мёдом и другими пчелиными продуктами.

Сперва Лука Иванович не хотел демонстрировать даже своему новоиспечённому родственнику такую прогрессивную технологию. Не безосновательно Норов считал, что пчеловодство — это его возможность обогатиться.

Вот только сильна мужская гордыня. Желание похвастать и показать, что и Норовы щи не лаптями хлебают. Эти эмоции затмили любые предосторожности и необходимость соблюдать коммерческую тайну. Вот Магнус вряд ли стал бы рассказывать о таком преимуществе ведения хозяйства даже своим близким родственникам. Даже смолчал перед другим зятем, сыном фельдмаршала Миниха, перед которым уже барон чувствовал себя несколько неполноценным.

— Сего говорить не нужно никто! — наставительно сказал барон, когда понял суть технологии и поверил на слово своему свату, сколько с каждого улья в год