Братство. ДМБ 1996 - Никита Киров

Он показал на угол стола. Там был вырванный из календаря листок за 10 ноября 1996 года, на котором кто-то ручкой написал: «1500$».

— Вот как вопросы решают, — мрачно проговорил Царевич.

— Да мне и здесь хорошо, — Шопен хмыкнул. — А то в квартире целой чё и делать одному? Я привык, когда народ рядом.

— Посмотрим, что с этим можно решить, — сказал я, поворачиваясь к нему. — Два разговора к тебе есть, Толя. Сначала важный. К нам следователь приходил из военной прокуратуры.

— А? А, так он ко мне вчера приходил, — затараторил он, — мужик в фуражке, майор, в магазине меня увидал, подошёл. Я думал, из-за собаки. А он фотку показывает.

— И ты что?

— А я что? — Шопен хитро подмигнул. — Ничего не знаю, ничего не видел, что за мужик там — впервые вижу. А чё я скажу, мы же ни о чём тогда не договаривались, — он подмигнул снова. — Мужик чё-то пытался пыжиться, да ушёл.

— Вот и молоток, — я кивнул. — Тогда вот, у нас тут был ещё разговор, насчёт дела, куда ты впишешься тоже.

— Ща, Старый, всё обсудим, — он подошёл к окну, услышав, как там кто-то снаружи забибикал. — Вот опять, смотри. Чуть что, сразу ко мне идут первым делом. У кого что пропадёт, всегда заходят, проверяют. Думают, что раз детдомовский, то я всё и ворую. А тут зеков столько живёт, вот они-то только в путь свистнуть могут.

У входа в общежитие остановилась милицейская «шестёрка», серая, с надписью «милиция», с синей мигалкой на крыше. Водитель вышел и закурил, а два мужика в гражданской одежде, наверняка опера, пошли внутрь.

— Так, Бобка, — Шопен загнал щенка под кровать. — Ты тут посиди, а я с ними побазарю…

И правда, в дверь вскоре постучали. Ладно, поговорю, надеюсь, милиционеры не совсем тугие, послушают. Опера разные бывают, и до кого-то достучаться можно, объяснить.

Шопен открыл дверь. На пороге стоял всего один мент, усатый, в потёртой куртке поверх свитера.

— Милиция, уголовный розыск. Ты же Шапошников? — пробурчал он, не показывая удостоверение и не представляясь.

— Что опять? — устало спросил Шопен. — Я только недавно проснулся.

— Это же ты на снимке? — опер полез в карман. — Расскажи-ка про этого человека, который рядом с тобой. Знаешь его?

Усатый показал фотку, цветную, на которой было что-то зелёное, но я не разглядел, что именно. Ну а Шопен от удивления выпучил глаза. А любопытный и цепкий взгляд мента скользнул в комнату и задержался на Царевиче.

— О, точно знаешь. Царёв же? Давай-ка пошепчемся с тобой, — опер показал на дверь. — Пошли, покурим.

Ëперный театр, а Царевич перед ними в чём провинился? Надо разбираться, это не к добру.

— А что случилось? — спросил я, вставая перед опером.

Глава 10

Я присмотрелся к оперу повнимательнее.

Ему около сорока лет, может быть, чуть больше. Значит, скоро на пенсию, милиционеров отправляют туда раньше, по выслуге, но многие работают ещё долго. Этот как раз такого подходящего «предпенсионного» возраста.

Стрижен под машинку с насадкой «тройкой», усы чёрные, но с проседью. Одет в старую потёртую короткую кожанку, под ней свитер с турецким орнаментом, заправленный в джинсы. Взгляд наглый, но изучающий. Ясно, что вредный и дотошный, по лицу видно.

Из кармана джинсов торчит цепочка, ещё видно широкую пластиковую клипсу, будто там пейджер. Но когда он достал его и посмотрел время, стало понятно, что это часы, внешне похожие на пейджер.

Ну что же, будем с ним говорить, пытаться понять, какой это человек и что ему нужно. То, что пришёл по работе — понятно, но надо знать, есть ли реальные подозрения или просто отрабатывают разные версии. Ну и чтобы у меня была возможность говорить самому, а то матёрый опер ещё подловит на чём-нибудь парней. Вдруг это всё та же история с нашим знакомым военным следователем.

— А ты ещё кто? — он уставился на меня.

— Сержант я их, — сказал я с усмешкой. — Проверяю, как на гражданке живут. Вот и хочу знать, что случилось.

— А что, есть какие-то опасения по этому поводу? — опер усмехнулся.

— А это ты мне скажи. Что там случилось?

— Всё тебе скажи… — он недовольно посмотрел на меня, щуря глаза. — Сначала на вопросы надо ответить.

— Сначала надо понять, кто их задаёт и для чего, — спорил я, чтобы сбить его с мысли. — Я даже удостоверения не видел.

Из-под кровати выбрался щенок и направился к «гостю». Я заметил, как напрягся Шопен, думая, что опер или пнёт щенка, или ещё чего сделает плохого. Вот Толя и приготовился спасти собаку.

Но вышло иначе.

— О, какой барбос, — опер наклонился и погладил щенка, а потом потрепал за ухом. — Дай лапу! Не знаешь команду? Да ты какой сторож-то, оказывается, — Бобик взял его за руку зубами. — Кусачий ты у нас. Кусака. Ну всё, хорош, — опер выпрямился. — Иди гуляй, пацан. Работать надо.

Щенок запыхтел, довольный, что на него обратили внимание, и начал тянуть мента за край штанов. Но тот не обратил на это внимание, ведь уже смотрел на нас. Он достал пачку сигарет, потом глянул на собаку и на Шопена.

— Лучше при нём не надо, для них вредно, — подсказал тот. — В коридоре можно, там дверь напротив.

Мент не спорил, и все вышли туда, чтобы не травить собаку дымом. Курилка была на пожарной лестнице, которую в нарушение всех инструкций заставили чем попало, от сломанной мебели до каких-то мешков и вёдер.

Опер достал пачку «Примы», Царевич достал «ЛМ» и хитро глянул на меня. Я понял, про что он. Под конец школы мы расшифровывали эти сигареты «ЛМ» как «любовь мента», вот Руслан и вспомнил старую шутку.

Шопен и Царевич закурили, Шопен держал сигарету своеобразно, направленной внутрь ладони. Старая привычка, чтобы огонёк не увидели издалека. А то если курить ночью открыто, то вражеский снайпер без всякого Минздрава продемонстрирует, что курить вредно.

Ну а я пока продолжаю разговор.

— А разве не надо представиться? — спросил я у