Братство. ДМБ 1996 - Никита Киров

Царевич поехал домой отсыпаться перед ночной сменой, но обещал зайти к нам перед работой, ну а я отправился в город — сегодня много встреч.

Сначала повидаюсь с Шустрым и Халявой в центре, потом будет большая встреча с остальными. И вечером я ещё хотел встретиться с Дашей, раз уж выпал шанс возобновить знакомство.

Но о главном я не забывал.

Следователь Ерёмин всё не успокаивается. Даже фотку где-то откопал, возможно, у него было что-то ещё. Не с пустыми руками приехал, значит, и по другим городам мог поездить, есть ребята, кто брал наши снимки на память. Можно будет позвонить и уточнить детали.

Может, это действительно показательная порка от прокуратуры. Мол, разбираемся с военными преступлениями, нашли, на кого можно всё спихнуть, и следак решил заслужить повышение.

Но он в городе, ходит, цепляет. Что-то у него может быть ещё, и нам нужно выяснять, что именно. И молчать, потому что время идёт, а с него требуют результаты, и вечно он здесь жить не будет.

Хотя, конечно, может всучить дело местной военной прокуратуре и уехать, пока здешние будут разбираться с очередным висяком. Но они перегруженные, так что потом забудут.

Короче, настала работа для общительного Шустрого, с которым я договорился встретиться днём.

В городе сегодня произошло значительное событие, хотя вряд ли кто-то придаст этому большое значение. Но сегодня в центре на улице Ленина открылся первый киоск с шаурмой. Первый, но не последний.

Сейчас это торговый прицеп, автолавка, размещённая там, где летом продавали пиво. Там ещё с советских времён прямо на улице стояли высокие столики, где всегда собирались окрестные алкаши. Когда будет лето, поставят столики с зонтиками, будет кафешка.

Владелец не знал, как примут новинку, и не рискнул продавать одну только шаурму, которая здесь стоила аж за 15 тысяч рублей в ценах 1996-го года.

Кроме неё здесь подавали большие хот-доги за целых двадцать шесть тысяч, которые никто не брал, потому что дорого, и большие плоские чебуреки за десять. Ну и была целая россыпь пирожков уже за вполне разумные тысячу или три тысячи рублей, в зависимости от начинки.

Ещё разливали пиво по пять тысяч. Тарелок нет, еду подавали на резанных кусках картона, чай был в пластиковых стаканчиках, с молоком или с тоненьким прозрачным слоем лимона.

Дороговато, но самое то, чтобы согреться, вот народ и выстроился в небольшую очередь. А у кого были деньги, те шли в крытую шашлычную неподалёку отсюда, откуда доносился запах мяса и ревущая на всю катушку песня Газманова:

— Говорил мне хан: не ходи на бархан.

— Решил не рисковать, да? — я остановился у столика, где стоял Шустрый. — А то непонятно, что там за мясо.

— Нормальное там мясо, говорят, но дорого сильно.

Шапка у него, как всегда, сбита набекрень, куртка расстёгнута, тельняшка на всеобщем обозрении. В руке он держал завёрнутую в белый бумажный лист пирожок с капустой, на столе перед ним стоял белый пластиковый стаканчик с чаем, откуда шёл пар.

— Прикинь, за эти деньги можно было мяса взять, целую курицу, — пробурчал он. — Вот я и не стал. Вот Халява богатый, пусть он и берёт.

— Видел его?

— Ага. Ща приедет, в банк ездил, говорит. Кстати, я тут выяснил кое-что… О, вон он, Халявыч, — Шустрый помахал рукой.

В этот раз Славик приехал не на отцовском БМВ, а на праворульной «Тойоте». Но не на «Марк 2», которые встречались в городе повсюду, а на относительно редкой в нашей области «Кресте» бежевого цвета.

Когда он проезжал, стало слышно песню, которую Халява слушал в машине. Помню, клип по ней, рисованный и неприличный, но забавный.

— Хелп ми, доктор Дик…

Славик пристроился между «девяткой» и побитым джипом «Ниссан», стоящими у шашлычной, и пошёл к нам.

— Все уже здесь?

Халява остановился, подумал и подошёл к окошку прицепа, чтобы сделать заказ, и вернулся к нам, пока там всё готовили.

— Лишь бы не пронесло, — сказал он. — Хотя я после армии всё могу съесть. Мы когда весной под Моздоком были, я вот пробовал такую, с Самоваром одну на двоих съели.

— Вкусно? — спросил Шустрый.

— Тогда всё вкусно казалось после армейской баланды, — Славик хмыкнул. — А желудок всё бы переварил, даже гвозди. Помните, тогда в магазе разбитом шоколадку нашли и съели одну на семерых?

— Толстый-толстый слой шоколада, — пропел Шустрый с улыбкой, — всё, что для счастья нам надо. В армии думал — вернусь, так каждый день шоколадки жрать буду. Так в первый день съел сразу три штуки и больше не тянет.

— Куда тебе три? — Халява посмотрел на него. — Жопа не слипнется? А чё, может, внутри посидим? — он показал на шашлычную. Холодно, так-то.

— Дубак, — согласился Боря.

— Попозже, — сказал я. — Или здесь, или в машине у тебя. Разговор есть, надо, чтобы не подслушали.

Три шаурмы сделали быстро, есть мы их ушли в машину, где я рассказал о сегодняшнем визите опера. Парни призадумались.

— Ты говорил, что что-то получилось узнать? — спросил я Шустрого. — Сейчас капнет.

— О, точняк! — он подхватил бумажку, пока соус не капнул на колени. — Короче, побазарил с пацанами, пробил ту тему. Помнишь Ваську Моржова? Из десантников, с нами тогда стояли, их потом отправили под Урус-Мартан.

— Я же в госпитале тогда лежал.

— Да ты его там видел! Я же тогда заглядывал к тебе, он этажом выше лежал, в офицерской палате. Ему тогда пулю в сраку прилетела! Помнишь, Халявыч? — Шустрый засмеялся. — Он зашёл за угол, сидит — серет, жопа-то высунулась, а ему кто-то туда пальнул и попал.

— Самовар бы сказал — в большую ягодичную мышцу, — Халява захихикал.

— Увижу его — вспомню, — сказал я.

Откусил кусок и подумал, что совсем не похоже на ту шаурму, которая будет потом. То ли курица совсем другая, то ли в приправах дело, то ли в чём-то ещё, но мясо сочнее. Соуса мало, но вкус у него ярче, овощей тоже не очень много, и они острые. Надо будет потом ещё взять, пока не поменяли рецепт.

— Ну короче, — продолжал Шустрый. — Короче, Васька Моржов, летёха, вернулся оттуда, и его взяли в