На краю жизни - Ханна Ким

когда у них есть шанс узнать как минимум точное расположение ближайших баз противников, Нейт говорит «исключено». Марго рычит и несется вперед по коридору, потом – вверх по лестнице, на вершине которой застывает. Здесь светло – на лестничном пролете есть окно, – и по бетону мажут солнечные лучи. Ползут по серому к двери и взмывают вверх, чертя светом. Ей кажется вдруг, что она – тот самый темный угол, до которого солнце не доберется никогда. Марго сжимает кулаки.

Она почему-то не удивляется даже, когда видит Дина там же, где его оставила: в комнате, где жили четверо, а сейчас – полторы калеки. Тот сидит на подоконнике, свесив одну ногу вниз, и даже голову не поворачивает, когда Марго хлопает дверью.

* * *

– Мне плевать, – Дин мял подушку, – с самого начала было. Зачем ты спрашиваешь?

– Потому что, – внутри пополам ломался праведный гнев, – о таком не болтают направо и налево.

– Еще как болтают. – На Марго смотрели с едкой усмешкой, гнилой такой и ужасно противной. – Но ты же у нас правильная?

– Я никакая. – Она вырвала у него подушку и швырнула ее прямо на пол. – Я просто дала обещание. Не в моих правилах его нарушать.

– Хорошо, – запросто согласился Дин. – Можешь на вашем собрании хоть дату рождения мою назвать им. Ах да. Ты же не знаешь.

* * *

Прошло минут двадцать после этого самого собрания – всего ничего, – но Марго все еще помнит эту обиду от чужого безразличия, какой быть не должно. Среди ее эмоций много чего не должно было быть, но оно есть – все сразу и скопом – и буквально подминает ее под себя. Это странно, непонятно и самую малость погано, ибо трупы трупами, а это – живые люди, и они смеются тебе прямо в лицо.

На подкорке мелькает неприятная мысль, быстрая, проносится метеором, но Марго хватает ее за хвост все равно: почему всем вокруг будто бы плевать? Беречь именно тех, кто дорог и имеет значение, – это нормальное, правильное желание, но чего оно стоит, если смысла беречь попросту не станет? Нельзя спасти от смерти, закрыв от пули, если на тебя сверху летит бомба, – те, кто должен умереть, все равно умрут.

И этими «теми» станут они – все разом. Не завтра, так в следующем месяце. Лучше пожертвовать меньшим, если придется, но получить хоть какую-то надежду. Наверное, Марго попросту идиотка, если так думает.

Она подхватывает с тумбочки что-то, что не успевает даже разглядеть, и кидает в сторону Дина, потому что да, в кабинете ей не хватило – так и тянет выплеснуть свое негодование до конца. Дин стакан – а это оказывается именно он – перехватывает точно у своей головы; опускает руку и приподнимает брови, мельком окинув Марго взглядом с ног до головы.

– Судя по всему, разговор прошел не очень.

– Какой ты наблюдательный, – язвит та.

– Просто заранее знал, чем все закончится.

– Ничего еще не закончилось. – Марго плюхается на кровать и сжимает ладонями колени. – Надеюсь, что ты, блять, того стоишь.

– Я? Или информация? – Дин громко ставит стакан на подоконник рядом с собой.

– Слушай, давай хотя бы сейчас без всего этого твоего. – Она неопределенно машет рукой, явно пытаясь описать то, что имеет в виду, но ее все равно не понимают. Или делают вид.

– А что не так?

– Все не так. С того самого момента, как я притащила твою задницу сюда. А потом скрыла от других, кто ты и что можешь делать. А теперь еще и разосралась со всеми, потому что с пеной у рта доказывала, что ты не врешь. – Марго хочется сплюнуть от негодования, но это, пожалуй, совсем неуважительно по отношению к тем, кто моет полы.

Секунда проходит, две – на третьей она начинает мучительно сильно жалеть о сказанном. Особенно о последнем, потому что в голове это по-другому звучало. Марго вдруг чувствует себя совсем безоружной, чуть ли не обнаженной перед едва ли знакомым человеком, который на раз-два может обернуть эти слова против нее же.

Дин молчит; не отвечает, не переворачивает сказанное с ног на голову, не язвит. Марго чувствует, как он смотрит на нее, но не спешит схлестываться взглядами, – скребет ногтем указательного пальца по джинсам на коленке и сама молчит.

– На их месте я бы тоже мне не поверил. – Она боковым зрением видит, как Дин слезает с подоконника, а затем пересекает комнату, чтобы сесть на соседнюю кровать прямо напротив нее. Марго же не перестает таращиться в пол. – Слушай, я как бы… Блять, так сложно голову поднять и в глаза мне посмотреть? Я с тобой разговариваю, вообще-то.

– Вот это да, разговаривает он, – сухо подмечает Марго. – А сначала даже имя свое называть отказывался.

– Это было сначала.

Она усмехается, ослабляя оборону, и все-таки поднимает взгляд; думает, что на нее тоже с насмешкой смотрят, но Дин сидит сгорбившись и выглядит слишком серьезным, – Марго его таким ни разу не видела, хоть они и знакомы всего ничего.

– Я могу и так все рассказать, – чужие слова кажутся шуткой, чуть ли не издевательством. – Не надо никуда ехать.

– Ты, блять, издеваешься? – Марго подскакивает с места. – Верно?

– Нет. – Выражение лица Дина хладнокровное и невозмутимое, морозит до ужаса.

– Какого черта? – Она размахивается и основанием ладони бьет того по лбу, заставляя упасть назад от неожиданности. – Сначала ты грозился всех убить? Потом самовыпилиться? Заливал мне, что ничего сказать не можешь, так как это подвергнет опасности твою сестру? А теперь вот так просто: «Я могу и так все рассказать»? Ты чего, блять, ждал? Знака свыше?!

Дин приподнимается на локтях, продавливая матрас, но не спешит садиться обратно – наверное, думает, что Марго все равно снова залепит ему по лицу.

– Вы встретили вчера отмеченную. – Может, лицо и безэмоциональное, но голос все равно выдает. – Я с ней знаком. Таких, как я, немного, знаешь ли, сложно не знать всех в лицо.

– То-то она так расцвела, когда твое имя услышала. – Марго нависает над Дином грозной тучей.

– Я думаю, что моей сестры уже давно нет в живых. Последний раз я видел ее больше года назад.

Она захлопывает рот и хмурит брови; отходит назад и нехотя садится обратно на свою кровать. А потом делает непонятное: впервые разглядывает Дина. Действительно внимательно рассматривает: и копну волос, которые лезут в глаза и которые самое время постричь, и большие глазищи, и родинку под уголком левого глаза, и крохотный шрам на щеке пониже, и плечи, которые на самом деле широкие, но Дин слишком сильно сутулится сейчас.

Так странно подмечать все эти детали. Так