Последний исповедник - Эдуард Сероусов

С тяжелым сердцем и решимостью в душе Томас покинул смотровую площадку, направляясь к месту встречи с Ковачем.

Административное здание Сектора 5 было типичным для Матрицы – функциональным, без архитектурных излишеств, но с безупречной системой безопасности. Ковач провел Томаса через боковой вход, используя свой персональный код доступа, минуя основные контрольные пункты.

– Здесь нас не побеспокоят, – сказал инспектор, вводя Томаса в небольшой, но хорошо оборудованный кабинет. – Это одно из моих запасных рабочих мест, о котором знают только несколько доверенных коллег.

Комната была минималистичной – стол с голографическим дисплеем, несколько стульев, шкаф с физическими документами (редкость в цифровую эпоху) и небольшой кофейный автомат в углу.

– Я загрузил досье на всех подозреваемых, – сказал Ковач, активируя дисплей. – Тридцать два человека, соответствующих базовым критериям: высокопоставленные сотрудники Департамента с теологическим образованием или религиозным прошлым и доступом к передовым технологиям.

Перед ними появилась галерея фотографий – мужчины и женщины разных возрастов, все в официальной форме Департамента когнитивного здоровья. Под каждым фото было имя и должность.

Томас внимательно изучал лица, пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Кто из них мог быть "Судьей"? Кто скрывал за маской лояльного сотрудника Департамента религиозного фанатика, готового убивать во имя извращенного понимания справедливости?

– Я хотел бы увидеть полные психологические профили, – сказал Томас. – Особенно информацию о личных травмах, связанных с религией, и о поведении во время религиозных конфликтов.

Ковач кивнул и активировал дополнительные файлы: – Вот полные досье. Доступ к ним строго ограничен, так что технически я нарушаю протокол, показывая их вам.

– Я ценю ваше доверие, инспектор, – серьезно ответил Томас. – И обещаю, что эта информация не выйдет за пределы этой комнаты.

Они погрузились в работу, методично изучая каждое досье, ища зацепки, которые могли бы указать на "Судью". Томас анализировал теологические аспекты – образование, религиозные взгляды, особенности интерпретации священных текстов. Ковач сосредотачивался на криминологических деталях – психологических особенностях, поведенческих паттернах, возможных мотивах.

Через два часа интенсивной работы они сузили список до десяти наиболее вероятных кандидатов.

– Вот эти трое особенно интересны, – сказал Томас, выделяя три досье. – Доктор Виктор Мерсье, заместитель директора по религиозным патологиям. Доктор Элиза Штерн, руководитель программы нейрокоррекции. И доктор Дэвид Чанг, директор исследовательского отдела.

– Почему именно они? – спросил Ковач.

– У всех троих есть глубокое теологическое образование, которое они получили до введения Протокола когнитивной безопасности, – пояснил Томас. – Все трое пережили личные травмы, связанные с религиозным фанатизмом. И в их психологических профилях отмечены черты, которые могут соответствовать личности "Судьи" – высокий интеллект, склонность к обсессивно-компульсивным паттернам, ригидная система ценностей, выраженное чувство справедливости, граничащее с одержимостью.

Ковач задумчиво изучал выделенные досье: – Мерсье потерял семью во время теракта религиозных экстремистов. Штерн была членом радикальной секты и прошла "когнитивную реабилитацию". А Чанг потерял брата в Новой Теократической Войне. У всех есть личный мотив для ненависти к религиозному фанатизму.

– Но также и для скрытой одержимости религией, – заметил Томас. – Травма часто не уничтожает веру, а трансформирует ее в более сложные, иногда извращенные формы. Человек может публично отвергать религию, но внутренне оставаться глубоко верующим, только его вера становится искаженной, смешанной с гневом, виной, жаждой мести.

– Это соответствует профилю "Судьи", – согласился Ковач. – Но как нам определить, кто из них действительно наш убийца? У нас нет прямых доказательств против кого-либо из них.

Томас задумался, затем предложил: – Что, если проверить их алиби во время убийств? "Судья" должен был лично присутствовать на месте преступления или поблизости.

– Мы уже проверяли, – покачал головой Ковач. – У всех троих есть подтвержденные алиби на время как минимум двух из четырех убийств. Но это ничего не доказывает – человек такого уровня мог легко подделать записи систем наблюдения или использовать подставных лиц.

– Тогда нам нужно искать другие зацепки, – сказал Томас. – Может быть, какие-то специфические детали убийств, которые указывают на конкретные знания или навыки?

– Модификация нейротоксина в случае с Элизабет Кларк требовала продвинутых знаний в нейрохимии, – задумался Ковач. – Это может указывать на Штерн или Чанга, оба имеют соответствующую подготовку. А способ доступа к биометрическим данным жертв говорит о высоком уровне допуска, которым обладает Мерсье.

Они продолжили анализ, методично сопоставляя детали преступлений с профилями подозреваемых, ища малейшие несоответствия или уникальные совпадения. Время шло, но решающего прорыва не было.

– Мы что-то упускаем, – в какой-то момент сказал Томас, с разочарованием отодвигаясь от дисплея. – Что-то очевидное, что лежит прямо перед нами.

– Возможно, нам стоит сосредоточиться не на прошлом, а на настоящем, – предложил Ковач. – Где эти люди сейчас? Чем занимаются? Есть ли в их текущих действиях что-то необычное?

– Хорошая мысль, – согласился Томас. – "Судья" готовит масштабную акцию на Празднестве Разума. Для этого ему необходимы приготовления – материалы, оборудование, место для подготовки.

Ковач активировал новый набор данных: – Вот текущие проекты каждого из них. Мерсье руководит подготовкой нейропсихологического компонента Празднества – массового "сеанса когнитивной гармонизации". Штерн занимается протоколами безопасности мероприятия. А Чанг… – Он вдруг замолчал, вглядываясь в информацию. – Интересно. Чанг запросил внеплановый доступ к лаборатории квантовой нейрофизики на пятом подуровне Сектора 3. Объект считается устаревшим и готовится к демонтажу.

– Зачем директору исследовательского отдела понадобился доступ к заброшенной лаборатории? – нахмурился Томас.

– Официально – для извлечения ценного оборудования перед демонтажем, – ответил Ковач, просматривая документы. – Но запрос был сделан всего три недели назад, примерно в то же время, когда началась серия убийств.

Они переглянулись. Это могло быть совпадением, но также могло быть и зацепкой, которую они искали.

– Я проверю лабораторию, – решительно сказал Ковач. – Если Чанг использует ее для подготовки теракта, там должны быть следы.

– Я пойду с вами, – заявил Томас.

– Слишком опасно, – покачал головой инспектор. – Если Чанг действительно "Судья", он смертельно опасен.

– Именно поэтому я должен идти, – настаивал Томас. – Если там держат Майю, я могу помочь ее освободить. К тому же, я лучше вас знаю, что искать с точки зрения религиозной символики.

Ковач колебался, но затем кивнул: – Хорошо. Но вы следуете моим инструкциям и держитесь позади. Это операция полиции, а не гражданская инициатива.

– Согласен, – кивнул Томас.

Они быстро разработали план действий. Ковач использовал свой статус инспектора для получения официального разрешения на проверку лаборатории – формально для расследования возможной кражи оборудования. Это давало им легальный доступ без необходимости объяснять истинную цель визита.

Через полчаса они уже были в пути к Сектору 3, где находилась заброшенная лаборатория. Томас чувствовал нарастающее напряжение. Если их теория верна, и доктор Чанг действительно был "Судьей", они могли столкнуться с чрезвычайно опасным противником – фанатиком с высоким интеллектом и