Пепельный. Книга Ⅰ - Денис Стародубцев

Я остался. На арене. Под солнцем. В центре круга, где завтра решится, кто из нас действительно последний сын Империи.

— Он сильный, — сказал Кир уже внизу.

— Я сильнее, — ответил я. — Потому что мне нечего терять.

— Тебе есть что терять, — Варвара посмотрела в глаза. — Город. Людей. Меня.

Я молчал.

Потому что знал — завтра либо я подниму над ареной меч, либо Империя вычеркнет имя Пепельного с карты мира.

***

Я стою в круге.

Камни под ногами старые, местами сколоты, будто сами века не выдержали веса пролитой на них крови. Вокруг — три яруса зрителей, все в молчании. Только шелест ветра, шорох шелка, редкие удары сердца.

Солнце уходит за край купола. День гаснет — и загораются огни арены.

Выхожу в центр.

На мне — доспех цвета угля, лёгкий, собранный на тонкие заклёпки. Варвара лично укрепляла его перед боем. У сердца — пепельная эмблема. Не герб. Метка.

Передо мной — он.

Этрик Вельцер. В белом. Символ его рода — шипастая лилия — проступает на плаще, будто вырезана кровью. На поясе — тонкий клинок, а в руках — перстень крови. Артефакт, передаваемый в их роду с момента основания Круга. Говорят, в нём замешаны души всех убитых им дуэлянтов.

Он смотрит спокойно, даже с жалостью. Как учитель — на глупого ученика, решившего бросить вызов.

— Готов умереть с достоинством? — спрашивает он, подходя на три шага ближе.

— А ты — жить с позором?

Этрик улыбается. Но в его глазах — холод, как у скульптуры.

Глашатай зачитывает правила:

— Официальная дуэль. Сила до предела, смерть — разрешена. Орудие:

Нарушение границ арены — дисквалификация. Арбитры: Верховный Совет, стражи третьего кольца, кланы Восьми.

Пауза.

Глашатай поднимает руку.

— Да начнётся бой.

Я не бегу. И он — тоже.

Мы медленно сближаемся, как два зверя в пустыне. В центре — пыль, горячая, будто ещё хранящая следы прошлых смертей.

Первый удар за ним.

Его клинок рвётся вперёд, змеёй. Я успеваю отвести лезвие, но чувствую — острый, как игла, металл чуть цепляет кожу. Он знает, что делает.

Вторая волна — магия.

Он раскрывает перстень. С него срывается алое пламя — кровь, вздымающаяся в воздух и превращающаяся в копья. Я скручиваюсь, перекатываюсь вбок, вырываю кинжал и, не целясь, метаю — в пустоту. Отвлечение.

Прячусь за столбом, слышу, как шипит пыль. Он идёт на запах моей крови. Ловит меня, как охотник — раненого зверя.

Я не зверь.

Я — пепел.

Рывок. Прямо в лицо. Пламя вырывается из моей ладони. Он поднимает щит, заклинание рикошетит в небо. Но теперь мы близко.

Мой клинок встречает его. Сталь по стали. Он быстрее. Я — тяжелее. Удар. Ещё. И ещё. Он отступает, но каждое моё движение даётся всё труднее. Он не просто маг. Он чувствует, где и когда я пошатнусь. И играет на этом.

— Ты думаешь, я не дрался с монстрами вроде тебя? — шипит Этрик, блокируя удар в висок. — Вы, самозванцы, приходите, сжигаете всё — и зовёте это справедливостью.

Я отвечаю без слов. Только ударом. Снизу вверх. Силой.

Щит трескается.

Он отлетает назад, врезается в камень. Толпа ахает.

Я иду вперёд. Он встаёт, окровавленный. Перстень светится — и я чувствую, как воздух сжимается. Он делает шаг — и весь пол подо мной начинает трескаться.

Магия крови.

Она входит в землю, вытягивает из неё боль, смерти, крики. Сама арена становится его оружием.

С трудом держусь на ногах.

Внутри — жар.

Моя магия — отвечает. Из моих рук поднимается пепел. Он кружит. Танцует.

— Ты не должен был выжить, — рычит Этрик, вырывая из воздуха клинок из крови. — Такие, как ты, должны умирать в грязи!

Я закрываю глаза.

И слышу голос.

Предок. Шепчет в пепле:

— Напомни им, из чего они сделаны.

Я раскрываю ладони.

И пламя вспыхивает.

Не алое, как у него. Чёрное. С золотыми искрами. Магия Пепла.

Огненная волна накрывает арену. Толпа в панике — но заклинания стражи сдерживают пламя. Этрик закрывается, кровь на его щите закипает.

Я рвусь вперёд. Меч в обеих руках.

Клинок в его живот. Он успевает отшатнуться, но я раню его. Глубоко.

Он падает на колено. Смотрит на меня снизу вверх.

— Ты… не из этого мира…

— Я — из того, что вы сожгли.

Я бью. Не в сердце. В знак.

Его символ — шипастая лилия — падает в пыль. Меч замирает у его горла.

— Добей, — шепчет он.

— Нет. Пусть весь город запомнит, как ты молил о пощаде.

Я поворачиваюсь. Медленно.

Судьи молчат.

Толпа — кричит. Кто-то в восторге. Кто-то — в ярости. Но имя моё уже в их сердцах. Глубже, чем кровь.

Я выиграл.

Но впереди — война.

***

Ночь накрыла город, как ворон крылом. С башен капали сигнальные огни, в портах затих грохот кузниц, и даже в квартале нищих звучала тишина — редкий дар для этого места. А я лежал один в своём шатре, от которого ещё тянуло гарью арены. Тело ломило от каждого удара, магическая рана пульсировала где-то глубоко под рёбрами. Лекари мазали меня снадобьями, шептали свои молитвы, но всё это было внешним. Боль сидела внутри.

Я закрываю глаза.

И проваливаюсь.

Не в сон — в Пепел.

Передо мной — та же равнина, где я когда-то умер. Горящая трава. Дым. Кровь на руках. Только теперь всё это застывшее, будто в янтаре. И посреди этой картины — он. Стоит, как в тот раз, когда я только пришёл в этот мир. Лицо — вырезанное из угля. Глаза — белые, пустые. Голос — скрип сухих костей в костре.

— Ты нарушаешь равновесие, — говорит он.

— Они первыми нарушили, — отвечаю. — Сначала сожгли мой род. Потом пришли за мной. Что ты хочешь от меня

Он молчит. Делает шаг. Камни под ногами вспыхивают и гаснут. Путь. Я иду за ним.

— Ты победил, — говорит он. — Но что ты оставишь после?

— Кровь. Пепел. Мир, в котором никто больше не падёт на колени.

Он останавливается. Смотрит на меня. И в его голосе звучит не гнев, а горечь.

— Ты думаешь, сила — в огне. Но настоящий огонь ест изнутри. Он тебя уже сжирает.

— Значит, я стану тем, кто горит, но не