Книга дождя - Томас Уортон

Звучит горн. Вот-вот прибудет волна. Последняя волна, в которой утонут все.

Клэр хватает малышку на руки, та стала крошечная, как новорожденный котенок. Но она не младенец, а просто миниатюрная девочка, и Клэр любит это невозможное существо всей душой, любила всегда. Она бормочет: «Теперь ты со мной, прости, я больше тебя не брошу, обещаю». Заворачивает девочку-куколку в полотенце и спешит с ней назад тем же путем. Когда они идут по надземному переходу, Клэр замечает блеск в темноте за окном, мерцающую рябь. Она присматривается: это что-то живое, нет, это множество живых существ, косяк крошечных серебряных рыбок, снующих и разом меняющих направление в темноте.

Слишком поздно. Она опоздала. Надземный переход уже под водой.

Клэр замирает у окна. Огромная тень возникает из темноты. Проплывая мимо, она смотрит на Клэр любопытным голубым глазом.

Андрос работает в исследовательской лаборатории весь день, так что она предоставлена самой себе. Что хорошо, убеждает она себя. Она выходит из гостиницы, проверяет факты, делает пометки о мелких подробностях, в которых путеводитель ошибся, и ее собственная ментальная карта начинает наполняться, словно проявляются на листе бумаги слова, написанные невидимыми чернилами. На короткое время ей и впрямь удается забыть, что передача пока не состоялась.

В полдень над городом сгущается облачная пелена, приносит с собой моросящий дождь, подгоняемый ветром, и сумрак. Вечером Клэр возвращается в гостиницу насквозь промокшая и решает избегать бара и Андроса.

Пока она ждет ужина в номере, ее внезапно настигает страх. Она сворачивается на постели клубочком, сжимает подушку и стонет.

В чем дело?

Пластырь.

Она садится, включает прикроватную лампу, проверяет плечо. Пластырь больше не квадратный, он расползся еще больше, у него появились ложноножки, полуострова. Он почти слился с ее кожей.

Вот что ее дурачит. Город просачивается в нее. Требует ее. Но она ни за что не поддастся.

Она пытается сорвать пластырь. Не может поймать край. Она щиплет его. Скребет.

Эта штука никак не сходит.

Она спешит в аптеку, которую заметила в конце квартала. Показывает фармацевту пластырь и спрашивает о побочных эффектах. Он уточняет, что за пластырь она наклеила. «Кожный что-то-там», – отвечает она. Она не помнит, она выбросила упаковку. Он убеждает ее не беспокоиться: к пластырям просто нужно привыкнуть.

– Они сами нужны для привыкания к среде, – возражает она.

Если она и впрямь так беспокоится, замечает он, можно обратиться в круглосуточную клинику.

По дороге в гостиницу она раздумывает, не принять ли его совет, но это значит, что придется провести несколько часов под слепящими лампами в переполненной приемной, со множеством любопытствующих незнакомцев. И, разумеется, ее личные данные загрузят в какую-то официальную базу, и кто-нибудь где-нибудь заметит ее, сопоставит эти данные и найдет закономерность в ее путешествиях, которую она так усердно старается скрыть. Ладно, может, это лишь паранойя, но кто знает. И как бы то ни было, если она пойдет в клинику, это значит, что с ней и впрямь что-то не так. А этого не может быть. У нее есть дело, а потом она уберется отсюда.

Пересекая фойе, она натыкается на Андроса. Он сияет при виде нее, говорит, что ему удалось раздобыть два билета на представление сегодня вечером и ей нельзя это упускать. Особое событие, бывает лишь раз в год. Как Рождество.

– Это отчасти связано с тем, ради чего ты сюда приехала, – говорит он.

Она хочет сказать «нет». Она говорит «да».

Новый концертный зал возвышается над гаванью перламутровой спиралью, напоминающей раковину огромного рапана. Чтобы добраться туда, они преодолевают пешеходный мост над водой в толпе до странности мрачной – ведь предполагается развлекательный вечер. Андрос не сильно распространяется по поводу предстоящего события. Говорит, что лучше всего, если она будет воспринимать все самостоятельно, без подготовки.

Оказывается, что это опера на основе сборника древних легенд под названием «Альманах песка», которые явно имеют статус национальной мифологии. Опера исполняется на родном для островитян языке, и, как ни обидно, английских субтитров не предполагается – только короткое либретто в программке. Один из ведущих артистов – знаменитый местный дрэг-исполнитель и поп-певец Афродэдди Элеганза. Густой белый грим, выгнутые брови, бирюзовые губы – если фото в программке соответствует, этому человеку лет шестнадцать максимум, он совсем молод.

Занавес поднимается, и Клэр изо всех сил пытается понять, что происходит на сцене. Все начинается со шторма на море, и жутковатые голоса за сценой поют, возвышая голос над ревом ветра и волн. Появляется пережившая кораблекрушение путешественница, Одиссей женского пола, как догадывается Клэр, ее прибивает к берегу, и коренные островитяне, у’Йой, относят ее к себе в деревню. Старшая из них, слепая старуха, рассказывает путешественнице истории своего народа, которые разыгрываются другими актерами. В остальном Клэр мало что понимает. Дух воды пойман и приручен, предполагает она, идет борьба между братьями и сестрами за трон, и бог моря заводит интрижку со смертной женщиной. Ученые – или волшебники – строят механизм, который приводит в движение корабли и делает их броню неуязвимой, но это явно злит дух вулкана, и группа повстанцев, похоже, договаривается разрушить механизм, пока не стало слишком поздно. Часто несколько персонажей говорят или поют одновременно или стонут и жестикулируют по углам, пока более важные вещи требуют внимания на авансцене. Некоторые актеры кажутся главными в саге, но потом исчезают и больше не возвращаются. Места в зале, выбранные для них Андросом, расположены довольно далеко от сцены, из-за чего еще труднее разобрать, что происходит.

– Это Афродэдди, – шепчет ей в ухо Андрос.

Она видит фигурку, которая пересекает сцену в длинном пурпурном одеянии, лысую, руки расставлены, она поет одну высокую ноту. Другие актеры расступаются перед ней.

– Кого он играет? – спрашивает Клэр тоже шепотом.

– Океан, – отвечает Андрос.

Как раз перед антрактом какое-то морское чудище с щупальцами, возможно, гигантский кальмар, поднимается на сцену из люка и обвивается вокруг мужчины и женщины, которые стоят одни, взявшись за руки. Существо выглядит до бесстыдства фальшивым, его механизм громко скрипит. Актеры медленно исчезают из виду в его глубоких иссиня-черных складках, все еще декламируя свои реплики, будто не замечая, что с ними происходит. Абсурдная смесь Шекспира и ужастиков пятидесятых годов, Клэр едва подавляет смешок. То же самое было с ней, когда она услышала, как дива мяукает, словно кошка, в традиционной опере в Шанхае.

Она оглядывается на Андроса и потрясена, увидев слезы, которые катятся по его щекам. И он не одинок. Она слышит