В гнезде "Пересмешника" - Артём Март

— Уважаю за это, — бросил он, немного помолчав. — Ну лады. Если я выиграю, если хоть на минуту опоздаем к вертолету, — дам тебе в морду при всем строе за твой острый язык. Понял?

— А если я выиграю? — хмыкнул я.

— Ну… Ну тогда… — лейтенант потянулся к брюкам, открыл клапан кармана, предназначенного для переноски ножа. — Ну тогда эта штука твоя.

Он извлек из ножен, что хранились в этом кармане, армейский нож.

Это оказался американский «Ка-Бар» с темным, длинным клинком и кольчатой рукоятью из хорошей спрессованной кожи.

— Трофейный, — похвастался Артемьев.

С этими словами лейтенант протянул мне нож рукоятью вперед. Я принял знакомый клинок. Нож был несколько потертый, «бывалый», но, судя по качеству исполнения и четко отштампованным клеймам на клинке, — подлинным. Не китайской подделкой, которые можно было встретить за кушаками некоторых, не очень состоятельных душманов.

— Настоящий, — заключил я.

— Ну, — Артемьев довольно покивал. — Слыхал, им америкосовские морпехи вооружаются. Еще со времен мировой войны. Я его с… А впрочем, не важно, как эта штука у меня оказалась. Короче, готов на него спорить.

— И не жалко? — Я хмыкнул, возвращая лейтенанту нож.

— А как же? Жалко. Да только знаешь что, Селихов? Чую, в этом нашем споре я никак не проиграю. А душу-то на тебе отведу…

Когда мы договорились, лейтенант энергично вернулся к своим и стал раздавать указания. Он распорядился связаться с бортом, обозначить, где их следует встретить. Командование подтвердило, что такой путь отхода возможен. Тогда, как мне показалось, Артемьев немного занервничал. Стал поглядывать на меня с укором и сомнением.

И все же, делать ему было нечего. Руки мы уже пожали.

Потому он приказал соорудить из плащ-палаток и каких-то палок носилки для Ткаченко.

Раненого понесли свежие бойцы-десантники.

После мы построились и, сохраняя боевой порядок, углубились в темноту пещеры.

Насколько я понял, в пещерную цепь вошли два отделения десантников — четырнадцать человек.

Головную группу повел сам Артемьев. Пограничники, раненые и пленные духи двигались в середине. Отделение, которым руководил мой брат Сашка, который уже дослужился до сержанта, прикрывало тылы.

Я, по большей части, двигался в середине, со своими. Время от времени уходил в голову, чтобы показать Артемьеву дальнейший путь.

Группа набралась большая. Под светом фонарей и гомоном людских голосов туннели будто бы преобразились. Если раньше они казались опасными, таинственными, то теперь виделись всем иначе — словно природная диковинка, которую пришли посетить, ни дать ни взять, «туристы».

Таким макаром мы миновали грот, где Суворов пытался прирезать Ткаченко, а потом добрались до пещеры-склада. Когда прошли и ее, Ткаченко вдруг поплохело. Я поспешил в голову группы, чтобы сказать Артемьеву, что нужно остановиться.

Лейтенант, нервно поглядывавший на свои часы под светом большого следового фонаря, был и не против. Как оказалось, шли мы с опережением.

Он быстро выставил головные и тыловые дозоры и приказал санинструктору посмотреть, что с раненым бойцом. Таким макаром группа остановилась на краткий перекур.

— Будешь? — спросил Сашка, когда приблизился ко мне с сигаретой в руках.

Он опустился рядом на корточки. Показал мне белую в темноте палочку сигареты. Я, присевший, где посуше, ухмыльнулся.

— Закурил, значит. А в школе был спортсмен-спортсменом.

Сашка улыбнулся.

— А ты в школе дымил, как паровоз, — сказал он с улыбкой и снова протянул мне сигарету.

— Нет. Спасибо. Я бросил.

Сашка вздохнул. Сунул курево в рот.

— А я вот, наоборот. Начал. И как тут не закурить? — усмехнулся Саша горько. — Но ты вот смог бросить. Ну это и понятно. Ты всегда покрепче меня был.

— Сержант, значит? — помолчав чуть-чуть, спросил я.

Саша вздохнул.

— Угу… Но и тут я сплоховал. Слыхал, ты уже старший. Я, вообще, много про тебя слыхал. Думал, — он смущенно улыбнулся, вынул из губ подкурённую сигарету, — думал, байки. Вроде как, какой-то шутник придумывал про тебя всякое. вроде, что ты в одиночку душманских командиров ловишь. Или что один на целую ихнюю свору ходишь. А потом оказалось — нет. Не шутки все это. Правда.

— Правда, — кивнул я. — Но радоваться тут нечему.

— А я радовался, — глянул на меня брат. — Радовался, что у меня такой брат. И соответствовать хотел. Потому, может быть, до сержанта так быстро и дослужился.

«Не важно все это, — подумалось тогда мне, — не важно. Главное — что живой».

Но, конечно же, своих мыслей я брату не высказал. Только глянул куда-то в черную глубь туннеля, что таилась перед нами.

— И теперь, слыхал, что в плен ты попал и организовал побег, — сказал Сашка. — Парни твои рассказали, пока мы шли.

Проговорив это, Саня улыбнулся.

— Так рассказываешь, будто рад, что я в душманском плену очутился, — пошутил я.

— Да не! Нет, конечно! — поспешил он оправдаться. — Не рад. Рад… Рад, что живой ты. Что все еще эту землю топчешь.

Я молча покивал.

— Знаешь, чудо, что мы увиделись, — сказал Саня, когда мы немного помолчали. — Что судьба нас тут свела. Мы ж не за вами летели. Рота, просто, удачно рядом оказалась. Ну и поручили нам, пока мы тут, выбить духов из каких-то пещер. И тут на тебе — ты здесь. Я…

Брат осекся, погрустнел, стряхивая накопившийся на сигарете пепел себе под берцы.

— Я уж бояться стал, что не увидимся больше. Ты ж совсем пропал.

— Такие были обстоятельства, — ответил я тихо.

Сашка шмыгнул носом. Поправил берет.

— Паш… — тихо начал он. — Я тебе тут кое-что сказать хотел… И… И спросить…

Он не договорил. Снова осекся, потому что над нами появился Артемьев.

Командир десантников сурово уставился на нас. Заговорил не сразу:

— Твой человек совсем плохой, — сказал он. — В сознании пока. Но может так случиться, что не дотянет.

— Тогда… — Я хлопнул себя по коленям и поднялся. — Тогда надо поторапливаться, товарищ лейтенант.

Дальше шли быстрее. Артемьев даже подгонял бойцов. Те, в свою очередь, пинали норовивших отстать пленных душманов.

— Иди давай. Шустрее!

Крупный, выше меня на голову десантник ткнул Шахина прикладом в плечо. Раненая нога главаря душманов подкосилась, и тот рухнул на сырой песок.

С матом, подгоняя пленного такой-то матерью, десантник принялся поднимать