В гнезде "Пересмешника" - Артём Март

остальные десантники обыскивали духов, лейтенант кратко задавал мне вопросы. В основном они были служебными: из какой мы военной части, какой взвод, кто командир.

Кроме того, он представился сам, но не назвал имени и отчества. Ограничился кратким «Лейтенант Артемьев».

— Тампонирование сделали хорошо, — говорил Чеснокову санинструктор. — Повязка наложена грамотно. Но материал не стерильный. Инфекция будет.

Бледный, как призрак, Ткаченко, тем временем лежал под баррикадой. Он был в сознании, но отвел взгляд, всё ещё боясь смотреть на собственную рану.

Парень был слаб. Даже измучен, но старался не подавать нам виду.

Чесноков ничего не ответил на суховатый тон медика. Он лишь поджал губы и, горько насупившись, кивал.

— Давай по-новой перевяжем, — решился наконец сказать Чесноков.

— Да я-то перевяжу, — вздохнул санитар. — Антибиотик ему дам. Да и толку-то? Ему в санчасть надо. А лучше — в госпиталь.

— Он тяжёлый, — сказал я Артемьеву. — Нужна эвакуация. Как можно скорее.

— Нет, отставить, — тут же покачал головой десантник.

Я заметил, что Артемьев говорил быстро, почти без пауз. Он буквально тараторил, проглатывая некоторые слова и буквы.

— Я понимаю, сержант, что вы тут молодцом держались. Как звери, — протараторил он. — Красавцы, парни. Нет к вам никаких вопросов. Но у нас тут своя задача.

Он посмотрел на пленных.

— Мы этих будем выводить, — быстро сказал он. — Ротный сказал — брать главарей и тащить их за шкирку в штаб. У нас время ограничено. Скоро борт будет. А с вами дело медленно пойдет. Так что не обижайся, брат. Задача есть задача.

Потом он глянул на Шахина. Добавил:

— А где, кстати, второй главарь ихний? А, вон он валяется. Ну да и чёрт с ним. Гриша! Гриш. Вон того обыщи. Да. Вон того, с бородой длинной. Ага.

— Товарищ лейтенант, — вздохнул я несколько раздражённо. — Отойдём. На пару слов.

Артемьева как перемкнуло. Если сначала его отношение можно было охарактеризовать излишне по-братски, то теперь он недовольно нахмурился. И тем не менее он сдержал своё недовольство.

— Да ты не переживай. Твои уже подходят. Я с ними связывался. Минут тридцать — и тут будут. Эвакуируют твоего тяжёлого.

— Отойдём, — настоял я.

Артемьев поправил автомат на груди. Потом упёр руки в бока.

— Сержант, ты давай. Не это. Я тебе сказал — задача. Значит — задача. Ничего с твоим раненым не сделается. Вон глянь на него. Сразу видать — крепкий пацан.

Я шмыгнул носом. Потом посмотрел на белого, как снег, Ткаченко. Подался к лейтенанту.

— Товарищ лейтенант. Ты бы это… не спорил бы с бойцом при своих.

— А я с тобой не спорю, — строго и громко сказал Артемьев. — Сказал — мы щас этих забираем и уходим.

Краем глаза я увидел, как десантники, занявшие оборону вокруг пещеры и баррикады, стали оборачиваться на голос своего командира. Кто-то пялился открыто. Другие посматривали украдкой.

Мой брат Саша, всё ещё стоявший рядом, поджал губы и отвел взгляд.

Пограничники принялись недоумённо переглядываться.

— Товарищ лейтенант, — вдруг вышел вперёд Суворов. — Я правильно понимаю, что вы щас вот этих заберёте и уйдёте? А нашего чего? Помирать оставите?

— Вы уже не маленькие, чтоб с вами нянькаться, — Артемьев сложил руки на висевшем на груди автомате. — Против душманов продержались, и ещё чуток потерпите.

— Ему нужна срочная медпомощь, — вклинился Чесноков. — У него ранение в брюшную полость. Крови много потерял…

— Ничего. Вы погранцы — парни крепкие, — отмахнулся Артемьев.

— Товарищ лейтенант! — Бычка не выдержал. — Да мы тут половину вашей работы сделали, пока вы там по горам лазили! А вы к нам, значит, жопой⁈

— Че? — Артемьев набычился и попёр было на Бычку.

— Тихо-тихо, товарищ лейтенант, — я тут же встал между ними и остановил крупного десантника, слегка толкнув его в грудь.

Тот тут же глянул на меня. В глазах его блеснула раздражённая злость.

— Ты че руки распускаешь, боец? — сказал Артемьев злобно.

Краем глаза я заметил, как Саша шагнул в нашу сторону, но когда я остановил Артемьева, он тоже замер.

Пограничники, собравшись вокруг Бычки, тут же стали освистывать лейтенанта. И, признаться, после пережитого сегодня никто среди них особо-то и не старался подбирать выражения.

Лейтенант смотрел на это всё с невозмутимой злостью.

— Слышь. Ты свою стаю попридержи-то, — сказал он не им, а мне. — А то ж я и сам могу.

Потом Артемьев глянул на мою руку, всё ещё упиравшуюся ему в автомат.

— Руку убрал, — сказал лейтенант. — А то я сам уберу.

— Чтобы уму-разуму нас учить, у тебя время, значит, есть, — строго, не отводя глаз от командира десантников, сказал я. — А чтобы раненого с собой взять — так «задача»? Товарищ лейтенант, да у тебя в жопе детство, что ли, до сих пор играет?

— Че сказал?

Десантник схватил меня за ворот. В ответ я вцепился ему в одежду.

Остальные вдвшники, по всей видимости, привыкшие к взрывному характеру командира, даже с места не сдвинулись. Так и стояли они на своих позициях, изредка и даже с каким-то равнодушием во взглядах посматривая на нас с Артемьевым.

В стороне не остался только Саша. Ну и мои погранцы.

Те принялись ещё громче выражать своё негодование. А вот Саша кинулся к нам.

— Брэйк! Брэйк! — Он налег на наши с лейтенантом руки, заставил нас расцепиться.

Встав плечом к плечу со мной, Саша заговорил:

— Сергей Палыч, ну ты че? Ну парню помощь нужна! Помрёт же!

— Слышь, — Артемьев теперь уставился на Сашу. — Ты смотри, а то ж я и тебя опрокину. Не посмотрю, что свой! И брата своего угомони.

— Да тут тебя угомонить надо! — орал Бычка.

— А мы для тебя че? Не свои⁈ — кричал Суворов.

— Да вы че творите! Он же ж коньки отбросит! — голосил Смыкало.

— Разговоры! Тихо всем! — крикнул я, не поворачивая головы на пограничников.

Группа, все как один, замолчала, одаривая меня немного недоумёнными взглядами.

Наблюдая всё это, Артемьев засопел.

— Солдатский вожак, значит, — сказал он мрачно, а ещё гораздо более медленно и даже разборчиво. — И офицеров не боишься, а?

Я не ответил, сверля лейтенанта холодным взглядом.

Артемьев помолчал несколько мгновений.