В гнезде "Пересмешника" - Артём Март

Я шел рядом и потому помог ему, чтобы мы поторопились.

И Шахин меня заметил.

Когда мы двинулись дальше, я постоянно чувствовал на себе взгляд этого человека. Мы шли рядом, и Шахин буквально не спускал с меня глаз, то и дело спотыкаясь на камнях и норовия упасть.

— Оттого, что ты на меня пялишься, — сказал я ему суховато, — меня удар не хватит. Не надейся.

Несмотря на внешнюю расслабленность, я был начеку. Понимал — с Шахином нужно держать ухо востро. Сейчас это был зверь. Загнанный в угол, раненый зверь, которому нечего терять.

— Ты и правда хороший солдат, Селихов, — проговорил Шахин, с трудом опираясь на ногу и стараясь сохранять общий темп. — Крепкий, как скала. Но и скалу можно обойти.

— Лучше помалкивай. Целее будешь, — сказал я. — Вон тот парень-десантник, что шагает за тобой, уже присматривается, куда бы тебя пнуть, чтоб ты заткнулся.

— Ты, наверное, очень собой гордишься, да? — не успокаивался Шахин. — Гордишься, что поймал Тарика Хана. Гордишься, что вырвался из клетки, куда мы тебя засадили, так?

— Да закрой же ты хайло. А то щас по шее дам, — угрюмо пробурчал здоровенный десантник, следующий за Шахиным.

Пакистанец сделал вид, что не услышал его.

— Но грядут большие перемены. Грядут большие дела, которые переиначат лицо войны. Ты считаешь, что ты победитель? Что ты доблестный солдат? Что твой брат — доблестный солдат? Н-е-е-т, — Шахин покачал головой. — Когда пропадет пересмешник, весь мир увидит истинное лицо советов… Агх…

Шахин запнулся, потому что десантник врезал ему прикладом по почкам. Пакистанец рухнул на колени, согнулся от боли.

— Поднимайся давай, падла болтливая, — бычьим голосом приказал десантник, а потом принялся поднимать Шахина.

Тот, постанывая, с трудом хватаясь за одежду бойца, встал. А потом вдруг вцепился связанными руками ему в ворот и изо всех сил врезал десантнику лбом в лицо.

Боец глухо застонал, отшатнулся, болтая головой. Он налетел спиной на Бычку, не удержал равновесия и рухнул на землю.

Прежде чем все это произошло, Шахин со страшным ревом бросился на меня, целя скрюченными, скованными руками прямо в горло.

Глава 15

До меня пленный главарь душманов так и не добрался.

Стоило ему вскинуть руки и ринуться в мою сторону, как я просто пнул Шахина в раненое бедро.

Темное, искривленное отчаянной злостью лицо душмана в миг изменилось. Глаза его выпучились, а рот распахнулся в немом крике. Он просто завалился вперед и рухнул рожей прямо на острые камни туннеля.

Не успел пакистанец завалиться набок, как к нему подскочили два или три десантника. Принялись ожесточенно пинать берцами по почкам и печени. Яростней всех, конечно же, работал ногами тот самый вдвшник, которого Шахин треснул лбом в лицо.

— Отставить! Отставить балаган! — Из головы группы к нам подоспел Артемьев.

Он принялся отпихивать своих бойцов от сжавшегося в позе эмбриона Шахина.

— Матронов! — обратился он к бойцу с разбитым лицом, — че тут у вас? Докладывай!

— Этот, — боец, все еще борясь с собственным дыханием, принялся утирать нос и губы от крови, — этот вот хотел сбежать. На нас напал.

Артемьев оценил взглядом слабо шевелящегося на земле Шахина. Потом приказал:

— Поднять.

Десантники грубо схватили Шахина и заставили пакистанца подняться на ноги. Впрочем, это вышло у них не сразу. Порезанная, а потом и битая мною нога призрака никак не хотела держать своего владельца. Норовила подогнуться.

— Ты, вроде бы по-русски говоришь, не? — Артемьев схватил Шахина за голову. Заставил крепкого, но несколько менее высокого пакистанца приподнять подбородок, чтобы проще было заглянуть ему в глаза, — говоришь же, а?

— Клянусь душой моих детей и матери, — прошипел Шахин, показывая всем окровавленные зубы, — когда-нибудь мы выпустим всем вам кишки. Когда-нибудь вы все… Агх…

Шахин заткнулся, потому что Артемьев кратким, быстрым и на первый взгляд совсем легким ударом врезал ему под дых. И все же этот обманчиво слабый удар заставил пакистанца уронить голову. Если бы не крепкие руки десантников, Шахин наверняка бы согнулся в три погибели.

— А если ж ты такой умный, что по-нашему можешь, — снова спросил его Артемьев, взяв пакистанца за лоб и подняв голову, — чего ж ты такой идиот? Чего, не понимаешь, что уйти — не уйдешь? Что один ты тут, в пещерах, да еще с твоей ногой — покойник и больше никто?

Шахин ему не ответил. Он только глубоко дышал, прикрыв глаза.

— Да и не фанатик вроде, как тот, второй, который проповедником был, — продолжил Артемьев так, будто бы и не ожидал ответа от пакистанца, — или че?

Шахин открыл глаза. Да только взгляд его уперся не в лицо Артемьева, как можно было бы ожидать. Взгляд пакистанца упал на меня. И Артемьев это заметил.

— Селихов, — спросил Артемьев, — ты ему что-то сделал, что ли?

— Это ты у меня спрашиваешь, товарищ лейтенант? — Невозмутимо ответил я.

Артемьев нахмурил свои очень светлые брови и снова посмотрел на Шахина.

— Еще ничего не кончено, шурави, — с трудом прошипел Шахин, не отрывая от меня взгляда своих диковатых глаз. — Еще ничего не кончено…

— А… Мстюн, значит, — вздохнул Артемьев.

— Ты думаешь… — Шахин сглотнул. — Думаешь, я так слаб и наивен, как Муаллим? Думаешь, я сам пойду под нож и позволю тебе убить себя ровно так же, как позволил Муаллим? А? Селихов?

— Думаешь, мне очень хочется тебя прикончить? — Пожал я плечами. — Уверяю тебя, пакистанец, мне на тебя глубоко плевать. Ровно так же, как было плевать на твоего командира и на весь твой отряд. Они не вызывали у меня ни уважения, ни презрения. Были лишь врагами. Лишь препятствиями перед исполнением задачи. Не более.

Шахин вдруг дернулся в руках десантников. Лицо его сделалось зверским. Пакистанец заревел.

— Ты… Ты самонадеянный…

Ему не дали договорить. Артемьев распорядился перевязать ему руки за спиной и заткнуть чем-нибудь рот, чтобы не верещал как припадочный.

Шахин не успокаивался еще долго. Еще долго десантникам приходилось усмирять разнервничавшегося пакистанца, прежде чем мы смогли-таки продолжить дальнейший путь.

Артемьев прищурился от яркого солнечного света, ударившего нам в глаза, когда мы вышли из пещеры. Потом, прикрыв циферблат, чтобы не бликовал, он