Частица тьмы - Тери Терри

Выплакав все слезы, а с ними и все силы, Келли наконец позволяет мне отвести ее к кровати и почти мгновенно проваливается в сон, продолжая сжимать мою руку в своей. Я все жду, что кто-нибудь придет узнать, в чем дело, но никто не приходит.

Наблюдаю за спящей и не спешу высвободить руку, чтобы не потревожить ее.

Почему Келли переживает смерть Дженны как свою собственную? Как такое возможно? Она была там, я знаю, потому что все детали в точности такие, как в воспоминаниях Дженны, которыми она со мной поделилась. И Келли сказала, что часть ее умерла с Дженной?

Не могу придумать этому никакого разумного объяснения.

Но этой тайне придется пока подождать.

Я простираю сознание к лесам и дальше: птицы, животные, любые глаза, через которые можно увидеть свидетельства эпидемии, о которых говорила Анна. В душе еще теплится надежда, что может быть, она ошиблась. Может быть, у них обычный грипп или какая-нибудь другая болезнь.

Но проходит совсем немного времени, и я нахожу крысу, обнюхивающую тело. Мертвое тело. Смерть несомненно наступила от эпидемии: в широко открытых застывших глазах — кровь. А затем я вижу и других, больных и умирающих прямо сейчас.

Эпидемия никогда раньше не добиралась до этого места. Члены общины не обладают иммунитетом. Они не защищены.

А Келли?

Я устанавливаю мысленный контакт с Ксандером, и в мои мысли просачивается паника.

19

КЕЛЛИ

На следующее утро просыпаюсь медленно.

Я одна… нет, Чемберлен здесь, спит у меня в ногах. На столе у кровати записка: «Пожалуйста, не выходи из дома — это важно. Потом объясню. Вернусь, как только смогу. Люблю, Шэй».

Прикладываю пальцы к двум последним словам и чувствую, как их тепло мало-помалу наполняет меня.

Шэй не написала мое имя наверху листка. Может, просто не знала, стоит ли это делать, не вернулась ли я вновь в пустую оболочку Лары?

Нет, этого не будет. Я Келли. Теперь я это знаю и быть Ларой больше не желаю.

Еще я знаю, что есть много такого, что я забыла — точнее, такого, что меня заставили забыть, и хочу все это вернуть.

Прошлой ночью, когда я увидела свечу в руке Анны, края сдвинулись, окружили меня. То создание тени было здесь, и мы вместе корчились в пламени от боли.

Но вчера было не так, как раньше, в других случаях. Раньше я никогда не могла вспомнить ночные кошмары после пробуждения, но кошмары прошлой ночи помню целиком. Произошло ли так из-за того, что прекратилось влияние Септы?

Как и раньше, мне было страшно, я кричала от боли, но в этот раз все осознавала. Я понимала, что это не галлюцинация, не ночной кошмар, что это реально. Что это на самом деле произошло. Не со мной, но с той другой мной, которая таится в глубинах моего сознания столько, сколько я себя помню. В последнее время Септа своими фокусами принуждала ее молчать, но ей надоело оставаться незамеченной.

Шэй была со мной прошлой ночью, но вместо того, чтобы прогнать другую меня, осталась и помогла справиться с воспоминанием, потому что это было именно воспоминанием. Она знала, потому что видела это своими глазами.

И Шэй знала ее, узнала ее: другую меня.

«Это Дженна», — удивленно прошептала она у меня в голове.

Имена имеют силу. Тогда Дженна считала себя мной в своем воспоминании об огне и боли, как я порой считаю себя ею. Наши жизни так переплетены, что, услышав ее имя, я увидела, кто она на самом деле.

Имя Келли тоже имеет силу, и оно мое: я возвращаю его.

20

ШЭЙ

Я бегу через общину к Ксандеру сказать ему в лицо то, чему он сопротивлялся на расстоянии.

— Ксандер! Вот ты где. Мы должны немедленно уходить отсюда. Может быть, еще не поздно избежать эпидемии.

— Нет, — говорит он. — Мы должны остаться и бороться.

— Бороться? Бога ради, о чем ты? С этим невозможно бороться. Люди умрут, большинство из них, если не все.

Он качает головой, и его аура излучает печаль и что-то еще, что я не могу распознать.

— Мы останемся и будем бороться, потому что это единственное, что мы можем сделать.

Ксандер ведет меня в большой зал. Сюда, где мы объединялись вчера вечером, сейчас приносят больных. Их пятеро, заболевших членов общины, все в агонии, лежат на соломенных тюфяках на полу.

Уже пятеро.

Слишком поздно бежать.

Мне становится страшно за Келли. Я устанавливаю с ней мысленный контакт, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Она говорит, что все в порядке, что мне следует остаться, чтобы помочь, чем можно, и обещает оставаться дома.

Впервые я рада, что ее держат отдельно, что ее дом в стороне ото всех остальных.

Она храбрая. Она не думает, что заболеет, и мне остается только надеяться, что она права.

Это ведь я устроила так, чтобы Келли пришла вчера обедать вместе со всеми. А вдруг она заразилась еще тогда, когда мы не знали, что к нам пришла эпидемия? Я никогда не прощу себя за это.

Септа отчаянно старается облегчить их боль, забрать ее себе, и я уважаю ее за это. Она передает свою волю: «Они мои. Они не могут умереть, я этого не допущу!» Но заболевших становится все больше и больше. И вскоре первые несколько человек умирают, несмотря на все ее усилия не допустить этого.

Что я могу сделать, чтобы это остановить?

Впервые об аурах я узнала из книг Ксандера в его доме на Шетлендах. У моей ауры цвета и оттенки радуги: в книгах сказано, что это знак целителя, звездной личности. И хотя я не знала и до сих пор не знаю, что означает последнее, с целителем все ясно: целитель исцеляет больных людей. Но как? Мне страшно.

Мне хочется убежать, но я заставляю себя встать на колени перед девочкой. Меган. Она не старше Беатрис.

— Так больно, — всхлипывает она, и я понимаю, что должна помочь. Должна попытаться найти способ остановить эту болезнь.

Что вызывает такую боль? Почему смерть наступает так быстро?

Я проникаю в ее сознание, и от мучительной боли, которую испытываю вместе с ней, едва не забываю, что должна сделать: облегчить ее страдания, увидеть, откуда берется боль.

Я немного смягчаю боль, забираю ее на себя, чтобы рассеять, насколько это возможно, не утратив способности