Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

— Ты понимаешь, что эта операция готовилась четыре месяца? Что полковник Медведев лично курирует ее? Что от успеха зависят карьеры многих людей, включая твою и мою?

— Понимаю, господин ротмистр. — Крупский не отводил взгляда. — Но провал операции будет хуже, чем отсрочка. Если мы попытаемся действовать сейчас, когда они насторожены, студенты просто откажутся. Или, что еще хуже, сбегут. Тогда мы потеряем их всех. А так, есть шанс вернуть контроль.

Логика. Холодная, трезвая логика.

Зотов долго молчал. Очень долго.

Внутри него нарастала ярость, медленная, холодная, как лед.

Четыре месяца кропотливой работы. Четыре месяца тщательной подготовки. И вот, какой-то информатор в Кракове, какие-то слухи, и все летит к чертям.

Он хотел швырнуть папиросу в лицо Крупскому. Хотел выхватить «Наган» и приставить к его виску. Хотел закричать, что это предательство, что Крупский играет в двойную игру, что он сам источник утечки.

Но Павел Зотов не кричал. Никогда. Двенадцать лет службы научили его контролировать эмоции.

Он медленно затушил папиросу в пепельнице. Посмотрел на Крупского.

— Хорошо, — произнес он ровным голосом, без единой эмоции. — Твоя рекомендация принята. Я доложу полковнику Медведеву об изменении обстоятельств. Операция «Губернатор» откладывается до особого распоряжения.

Крупский едва заметно расслабился.

— Спасибо, господин ротмистр.

— Не благодари, — отрезал Зотов. — Это не прощение. Это тактический отход. — Он наклонился вперед, и его серые глаза впились в лицо агента. — Но если я узнаю, что ты имеешь отношение к этой утечке… если я узнаю, что ты предатель… — Он не закончил фразу.

Крупский побледнел, но выдержал взгляд.

— Я верен присяге, господин ротмистр. Я служу вам шесть лет. Моя репутация чиста.

— Была чиста, — поправил Зотов. — До провала с типографией. До этого. — Он постучал пальцем по столу. По папке с операцией «Губернатор». — Одна случайность — невезение. Две — закономерность. Понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда иди. Продолжай работу. Наблюдай за кружком. Докладывай о каждом шаге Домбровского. О каждом слове. Понял?

— Так точно.

— Свободен.

Крупский встал, кивнул и вышел из кабинета. Дверь тихо закрылась за ним.

Зотов остался один.

Он сидел неподвижно несколько минут. Потом медленно поднялся, подошел к сейфу в углу кабинета, открыл его ключом. Достал графин с коньяком и стакан. Налил, выпил залпом. Потом еще один.

Ярость.

Чистая, холодная ярость.

Кто-то сорвал его операцию. Кто-то слил информацию в Краков. Кто-то сделал так, что четыре месяца работы пошли прахом.

Крупский? Возможно. Но доказательств нет. А без доказательств — только подозрения.

Зотов налил третий стакан, но не выпил. Просто держал в руке, смотрел на янтарную жидкость.

Полковник Медведев тоже будет в ярости. Он требовал результатов, а теперь вместо громкого дела получит отчет о провале. Кто-то за это ответит. Кто-то должен ответить.

И Зотов найдет этого кого-то. Обязательно найдет.

Он вылил коньяк обратно в графин, закрыл сейф. Сел за стол, достал чистый лист бумаги. Обмакнул перо в чернильницу.

«Агент 247 — Крупский И. Подозрение усиливается. Требуется непрерывное наблюдение. Проверить все контакты за последние три месяца. Выявить возможные связи с краковскими эмигрантами. Доложить лично мне. Приоритет максимальный».

Подписал. Поставил печать.

Если Крупский чист, это подтвердится. Если виновен, он ответит.

Павел Зотов не прощал предательства.

Никогда.

* * *

Явочная квартира на Грохувской встретила меня привычной затхлостью и запахом старой краски. Пустой подвал, из которого я помог эвакуировать типографию, теперь служил местом встреч с Крупским. Безопасное, известное только нам двоим, вдали от любопытных глаз охранки и кружка.

Я пришел первым, как всегда. Спустился по скрипучим деревянным ступеням, зажег керосиновую лампу, которую держал здесь специально для таких случаев. Желтый свет выхватил из темноты голые кирпичные стены, пустые столы, пятна краски на полу, следы поспешной эвакуации. Сел на пыльный ящик у стены и стал ждать.

Крупский появился через десять минут. Спускался он медленно, тяжело, как человек, несущий непосильную ношу. Лицо его было серым, под глазами залегли тени.

Он выглядел старше своих тридцати двух лет. Шесть лет работы провокатором выжгли его изнутри, а последние недели двойной игры довершили разрушение.

— Здравствуй, Иван, — сказал я спокойно.

Он кивнул, достал из кармана помятую пачку дешевых папирос, прикурил дрожащими руками. Затянулся глубоко, выпустил дым в полутемный потолок.

— Сделано, — произнес он хрипло. — Я встречался с Зотовым два часа назад.

— И?

— Сказал, что студенты узнали о провокации. Что Домбровский вернулся из Кракова с какими-то слухами об операции «Губернатор». — Крупский затянулся снова, пепел упал на пол. — Предложил отложить операцию. Дать кружку успокоиться, потом разработать новый план.

Я внимательно смотрел на него, оценивая каждое слово, каждую интонацию.

— Как он отреагировал?

Крупский усмехнулся, коротко, без радости.

— Как ты думаешь? Он был в ярости. Я видел это по глазам, хотя он держал себя в руках. Четыре месяца работы псу под хвост. — Он замолчал, глядя на тлеющий кончик папиросы. — Он подозревает меня. Не говорит прямо, но я чувствую. После того провала с типографией за мной следят.

— Ты осторожен?

— Стараюсь. Но долго так продолжаться не может. — Крупский посмотрел на меня, и в его глазах была усталость. — Рано или поздно он найдет зацепку. И тогда…

Он не закончил фразу. Не нужно.

Мы оба знали, что ждет разоблаченного провокатора, который сам стал предателем. Подвал на Шуха. Допросы. Пытки. Медленная смерть.

— Главное, что операция сорвана, — сказал я. — Студенты в безопасности. Это то, ради чего ты согласился работать на меня.

Крупский криво усмехнулся.

— Искупление. — Он затушил окурок о кирпичную стену. — Думаешь, это искупает шесть лет предательства? Сотни людей, которых я отправил в тюрьмы? Витольда Заремба, шестнадцатилетнего мальчишку, которого добили прикладами?

— Нет, — честно ответил я. — Не искупает. Ничто не искупит. Но это начало. Первый шаг. Вернее, уже второй. Дорога складывается из таких шагов.

Он долго молчал, глядя в темноту подвала.

— А что дальше? — спросил он наконец. — Что ты хочешь от меня теперь?

Я помолчал.

— Зотов согласился отложить операцию?

— Да. Сказал, что доложит полковнику Медведеву об изменении обстоятельств. — Крупский закурил новую папиросу. — Но он недоволен. Очень недоволен. Если будет еще один провал, мы встретимся в подвале на Шуха.

— Что еще обсуждали?

— Он приказал мне продолжать наблюдение за кружком. Докладывать о каждом шаге Домбровского. О каждом слове. — Крупский затянулся. — Особенно его интересуют связи с краковскими эмигрантами. Он хочет выяснить, кто слил информацию об операции.

— Хорошо, — кивнул я, продолжая писать. — Ты будешь делать вид, что расследуешь утечку. Скоро я подброшу тебе нужные сведения. Которые отведут от тебя подозрения.

Крупский поднял голову, посмотрел на меня удивленно.

— Какие сведения?

— У