Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Вторая папка оказалась еще хуже.

Отчет поручика Михаила Волкова начинался многообещающе. Князь обладал безупречными манерами, говорил на нескольких языках, имел опыт дипломатической работы в Риме. На бумаге он выглядел идеальным кандидатом.

«…удалось войти в контакт с участниками кружка через общее знакомство в литературном салоне мадам Ковальской. Первоначально был принят радушно, учитывая аристократическое происхождение и образованность…»

Редигер читал дальше, и брови его медленно ползли вверх.

«…однако в ходе третьей встречи один из участников, студент Пулавский, высказал сомнения в искренности моих намерений. Заявил, что „князья не бывают революционерами“ и что мое присутствие в кружке выглядит подозрительным. Несмотря на попытки убедить собравшихся в обратном, атмосфера недоверия нарастала…»

Полковник покачал головой. Волков допустил классическую ошибку, не смог скрыть свое истинное лицо. Аристократические замашки, привычка к светскому обществу, неумение говорить на языке революционно настроенной молодежи. Все это выдало его с головой.

«…на пятый день операции был вынужден прервать контакты, так как появились основания полагать, что участники кружка могут обратиться в охранное отделение с жалобой на „подозрительного провокатора“. Парадоксальным образом, меня заподозрили в работе на охранку, хотя истинная цель была прямо противоположной…»

Редигер с досадой отложил папку. Полный провал. Более того, опасный провал.

Если Волкова действительно запомнили как провокатора, это могло создать проблемы в будущем. Польские студенты имели связи по всей империи, информация расходилась быстро.

Полковник встал из-за стола и подошел к окну. Дождь усилился, по стеклу текли извилистые струйки воды, искажающие свет редких уличных фонарей.

Где-то внизу, на плацу, несмотря на дождь, маршировал ночной караул. Мерный топот сапог доносился сквозь закрытые окна.

Две неудачи из трех возможных. Оставался только Бурный. Молодой, неопытный поручик, едва оправившийся от травмы головы.

Редигер не питал особых иллюзий. Скорее всего, третий отчет окажется таким же неутешительным. Юноша, каким бы способным он ни был, просто не имел достаточного опыта для такой сложной операции.

А балканская миссия ждать не будет. Депеша из Петербурга лежала в сейфе, запечатанная красным сургучом с императорским орлом.

Генерал Жилинский требовал немедленного решения. Сербия кипела, австро-венгерская разведка усиливала присутствие в регионе, а у Редигера не было подходящего человека для отправки в эту пороховую бочку.

Полковник вернулся к столу и налил себе еще чаю из фарфорового чайника. Жидкость почти холодная, но он все равно сделал несколько глотков. Горечь танина соответствовала его настроению.

Может быть, придется отправить Энгельгардта, несмотря на риски? Или взять кого-то из старых кадров, хотя все опытные агенты заняты по горло работой в Германии и Австро-Венгрии?

В дверь постучали, негромко, но уверенно.

— Войдите, — сказал Редигер, не оборачиваясь.

Дверь открылась, впустив в кабинет подполковника Крылова, адъютанта полковника.

— Алексей Михайлович, — доложил тот, — поручик Бурный прибыл с отчетом о выполнении задания.

Редигер обернулся. В голосе Крылова была какая-то странная нотка. Не то удивление, не то плохо скрываемое любопытство.

— Пусть войдет, — сказал полковник без особого энтузиазма.

Он вернулся к столу, убрал папки Энгельгардта и Волкова в ящик и приготовился выслушать еще один отчет о неудаче. Настроение его было скверным, и даже обычная вежливость требовала усилий.

Крылов вышел, и через несколько секунд в кабинет вошел поручик Александр Бурный.

Редигер окинул его оценивающим взглядом. Молодой офицер выглядел спокойным и собранным.

Мундир безупречно выглажен, сапоги начищены до зеркального блеска, спина прямая. Серые глаза смотрели уверенно, без признаков смущения или тревоги. В руках он держал толстую папку, перевязанную бечевкой.

Редигер невольно поднял бровь. Толстая папка? Обычно неудачные отчеты умещались на двух-трех страницах. Чем меньше писать о провале, тем лучше.

— Господин полковник, — отрапортовал Бурный, вытягиваясь по стойке смирно, — поручик Бурный прибыл с отчетом о выполнении задания в Варшаве.

— Вольно, Александр Николаевич, — Редигер указал на кресло перед столом. — Присаживайтесь. И докладывайте.

Его голос звучал тише, чем обычно. Два провала подряд отразились на настроении, и полковник не ждал ничего хорошего от третьего кандидата.

Бурный сел, положил папку на колени и посмотрел прямо в глаза полковнику. В этом взгляде Редигер неожиданно уловил что-то новое, не юношескую робость, которую он видел месяц назад, а спокойную уверенность профессионала, знающего цену своей работе.

— Господин полковник, — начал Бурный ровным голосом, — задание выполнено полностью.

Редигер замер. Пальцы его, державшие чашку с чаем, застыли на полпути ко рту.

— Полностью? — переспросил он с плохо скрываемым скептицизмом. — Поясните, что вы имеете в виду.

Бурный развязал бечевку на папке и раскрыл ее на коленях.

— В течение двух недель мне удалось проникнуть в студенческий кружок «За освобождение Польши», завоевать доверие участников и выявить серьезную угрозу, которая исходила не от самих студентов, а от лица, проникшего в их среду.

Редигер медленно поставил чашку на блюдце. Скептицизм в его глазах сменился осторожным интересом.

— Продолжайте.

— В кружке действовал провокатор охранного отделения, — Бурный достал из папки несколько листов. — Некий Иван Крупский, агент номер двести сорок семь. Его задачей было довести студентов до террористического акта, а затем арестовать всех с поличным.

Полковник взял протянутые ему документы. Его брови медленно поползли вверх, когда он начал читать.

— План операции «Губернатор», — пробормотал он. — Провокация покушения на генерал-губернатора первого июня… Откуда у вас эта информация?

— Получена из надежного источника, господин полковник. Источник необходимо защитить, поэтому прошу разрешения не называть его настоящего имени на данном этапе.

Редигер поднял глаза от бумаг. В его взгляде мелькнуло нечто похожее на уважение.

— Вы завербовали самого провокатора?

— Да, господин полковник. — Бурный говорил ровно, без эмоций, как на экзамене по тактике. — Выявил его истинную роль, нашел рычаги давления и переориентировал на работу в интересах военной разведки. Теперь он продолжает формально числиться агентом охранки, но докладывает мне обо всех их планах.

Полковник откинулся в кресле, не сводя глаз с молодого поручика. Скептицизм полностью исчез, сменившись пристальным, изучающим вниманием.

— Это… нестандартное решение, — произнес он медленно. — Вербовка провокатора охранки крайне рискованная операция. Если бы что-то пошло не так…

— Понимаю риски, господин полковник. Поэтому действовал максимально осторожно. — Бурный достал из папки еще несколько листов. — Но результат превзошел ожидания. Помимо самого Крупского, мне удалось завербовать второго информатора, студента Казимира Пулавского, идеолога кружка.

Редигер взял новые документы. Теперь он читал не просто внимательно, а жадно, впитывая каждую строчку.

— Два информатора, — пробормотал он. — Один в охранке, второй в студенческой среде. Перекрестный контроль информации…

— Именно так, господин полковник. Крупский докладывает о планах охранного отделения, Пулавский — о настроениях в кружке. Это позволяет видеть полную картину.

— А провокация? — Редигер постучал пальцем по плану операции «Губернатор». — Что с ней?

— Сорвана, — коротко