Охотники за химерами. Путь в легенду - Катерина Мелех

Тау просто воспользовалась удобным предлогом, чтобы под прикрытием доброты душевной прикарманить редчайший ингредиент и себе! А ворует она и впрямь мастерски, пропажу поддельных медальонов Поднебесных кланов Аро обнаружил лишь пару дней назад и до сих пор медлил с наказанием. Тормозило… многообразие вариантов.

– Кстати, она сегодня получила какое-то письмо утром, так ее поразившее, что она не удержалась на ногах! Представляешь, аж села, только на пол! – Мара заливисто расхохоталась, но тут же обиженно надула губки. – Только вот, что именно в том письме было, так и не рассказала.

Снова это ледяное дыхание на затылке. Аро тряхнул головой, отгоняя наваждение, но страх, проснувшись, уходить не желал. Тау, конечно, впечатлительна, но не настолько, чтобы валиться с ног из-за писем. Что в нем могло быть?

Паладин скосил взгляд на оставшиеся на тарелке яркие тушеные овощи. Нет, за еду трущобная не продастся, но почему-то вдруг захотелось, чтобы она впервые попробовала такую редкость именно из его рук. Осознание, о чем он только что подумал, даже не принесло раздражения. Проклятье. И он что-то говорил про возраст Мары и Тау? В свои тридцать он ведет себя хуже малолетнего юнца!

Заразительный, почти ребяческий хохот, так непохожий на мелодичный смех Мары, разнесся над задним двором трактира. Аро наблюдал, как из дверей выбегает до неприличия счастливая Тау. Удивительно, как это грубоватое лицо преображает искренняя улыбка. Ему показалось, что он может разглядеть блеск расплавленного золота в карих глазах. Но тут следом из трактира вышел Раа. С такой же шальной улыбкой.

– Ты не будешь? – Мара, заправив золотой локон за ухо, удивленно глянула на Аро, отпрянувшего от подоконника с недоеденным завтраком.

Охотник перевел взгляд на задравшиеся оборки ее золотисто-ванильного платья, развязавшиеся тесемки на груди, приподнятой кожаным корсетом. И улыбнулся.

– Угощайся.

Глава 6.2

Южный Эйя, Плач Иэлы

Мара

Весь день ей хотелось глупо хихикать. Мара тряхнула головой, бросая кудри на лицо, и зарылась носом в пахнущий мускусом и защитным настоем мех Кисточки. От бередивших душу сладких мечтаний даже уснуть не получалось, отчего она чувствовала себя разбитой, но как никогда счастливой.

Аро ее заметил.

Они завтракали вместе, одни в комнате, фыркая в унисон, когда прозрачная занавеска приподнималась от ветра и норовила опуститься прямиком на поднос. И говорили. Не как обычно, брошенными вскользь фразами приветствия или отрывистыми командами выдвигаться, нет.

Аро рассказывал о себе. Вспоминал, как учился в клане Драконьего Когтя, с каким упоением изучал «Мутации» Синьягила и метафизику. С его девятым уровнем резерва магии ему пророчили великую карьеру на поприще охотников за чудовищами. У Мары сердце рвало от боли, стоило только представить, какого ему было, когда он лишился своей магии.

А потом Аро спросил, почему Мара решила стать алхимиком. Наверно, стоило заткнуться еще на первом слове. Но, глядя на этот живой интерес в глазах цвета грозового неба за стеклами маски, она просто не нашла в себе силы остановиться.

Она рассказывала про болезнь и про исцеление. Про смерть отца от неизлечимой «голубой крови» и твердое желание стать лекарем. Про зависимость от зелья «Голос леса», с которым смогла понимать растения. Про долг жизни перед кланом Драконьей Крови, которому была обязана исцелением, и про поставленное кланом условие стать боевым алхимиком.

Рассказывала, и не могла наговориться. Мор убил бы, если бы услышал сколько (по его мнению) тайн она выболтала за это утро. Но она столько молчала. Не тому же мороку[1], заблудившему ее пять лет назад, выговариваться было!

[1] Морок – разновидность магических аномалий. Люди или животные, обладающие врожденными способностями к магии гипноза. Делятся на сирен (гипнотизирующих голосом) и блудов (гипнотизирующих взглядом или жестами).

С ним, помнится, и времени-то особо на разговоры не было. Она тогда только избавилась от мучавшего ее десять лет блуждающего пожирателя. И торопилась почувствовать себя по-настоящему живой, попробовать все, что упустила за годы, прикованной к постели. А потом он куда-то пропал.

И вот о нем Мара предпочла умолчать. Душу травила мысль, что Аро не простит ей близости с чудовищем. А ей оказалось неожиданно важно, что именно он о ней думает.

– Ты в порядке? – обеспокоенный голос Мора заставил скривиться. Белены ему в гербер, как же раздражает эта его опека!

– Хей, цветочек, не чахни, мы прибыли! – лукавый голос Раа, напротив, вернул хорошее настроение.

– Куда сегодня? – Мара встрепенулась в седле.

Вокруг цвели серебристые акации и тянулись к земле плакучие ивы, за частыми ветвями которых, словно за кулисами, прятались дома с покатыми крышами. Здесь было гораздо более влажно, чем в Центральном Эйя, словно еще ощущалось дыхание дождливой зимы, несмотря на то, что они шли на юг.

– В деревушку Плач Иэлы, – буркнул Рок, не отрывая взгляд от карты. Из его буйных рыжих кудрей выпуталась птица, носящая то же имя, и неблагозвучно возопила. – Поселение небогатое, но известное как родина знаменитой певицы. Существует за счет ежегодных празднеств в честь Иэлы, сюда барды со всего Эйя съезжаются.

– Ради моей покойной матушки, скажи, что сейчас не время этих торжественных песнопений! – взвыл Раа, звякнув разноцветными бусинами на концах косичек у висков.

Тау, глядя на его кривляние, прыснула. Она вообще часто улыбалась рядом с ним.

– Не время, – ответила ему Уна, поправила крашеную черную косу и оскалилась, обнажая крепкие белые зубы. – Но хорошему барду в здешних трактирах всегда рады!

Кай, что-то оживленно обсуждающий с Тау (наверняка очередную байку о Великих Древних), украдкой улыбнулся. До Мары от него донесся аромат костра и степных трав, так подходящий его разбойничьему виду.

– Так-то рады хорошему! – Раа наигранно перевел дыхание. – Откуда же мы такого возьмем?

Невинно захлопал черными глазами на Кая, окинувшего его убийственным взглядом, и приложился к багровому содержимому пузатой бутыли.

– А давай я сейчас хлестну тебя кнутом кое-куда, так ты вмиг певчей птичкой запоешь! Будет у нас хороший бард! – едко предложила Тау.

Она многое прощала Раа, но только не насмешки над талантом Кая, единственного, кто выслушивал ее рассуждения на исторические темы