Охотники за химерами. Путь в легенду - Катерина Мелех

деревня раньше называлась Отголосками. Прямо под ней, вдоль Синьи, пролегает Старый тракт, бывший Имперский. И именно в этом месте на нем лет сто назад, во время Войны за Истребление, разразилась одна из крупнейших битв, в которой сам Повелитель аномалий сражался с Владыкой Аноринора. Народу полегло несчетно. А спустя пару десятилетий здесь возникли звуковые призраки той битвы: вой шакалов, конское ржание, клекот боевых птиц, крики людей. Отголоски, одним словом. Отсюда и название.

Но однажды в очередной юбилей того сражения сюда вернулась родившаяся здесь Иэла и исполнила песнь в честь павших в той битве. Песня была столь трогательной, что затронула души всех присутствующих на выступлении и растрогала до слез. И мощь захлестнувших толпу чувств была такой, что стерла призраков. С тех пор деревенька сменила название, а песнь «Отголоски» стала гимном всем павшим в Войне, исполняемой ежегодно на параде Победы.

Другими словами, эта деятельная певичка лишила нас возможности заработать на выведении призраков, так что работы для охотников на чудовищ тут нет. Наш крон дал отмашку завтра двигаться дальше.

Заметки неизвестного разрушителя легенд

Глава 7.1

Южный Предел, Октарон

Кукольник

– Ручки-крылья, да ножки-лапки,Без кожи ему, должно быть, зябко.Глазки-камушки он распахнетВ беззвучном крике откроется рот.Кто это встал у него на пути?Пощады не жди, и тебя не спасти…

Под звуки детской считалочки многокомпонентное заклятье из смеси алхимии, артефакторики, ритуалистики и гипноза впитывалось в… человека? Парда? Растение? Эта кукла уже вряд ли была чем-то одним.

Тонкие нервные пальцы, что подошли бы искуснику, с обсидианово-черными когтями порхали над телом, вспарывая, ломая и сшивая заново. Алое пламя бросало жаркие отблески на обнаженное тело, любовно высвечивая бугрящиеся под бледной кожей, овитые жилами мышцы никак не искусника. Снежно-белые волосы прикрывали мохнатые уши, пол подметал пушистый белый хвост с черными пятнами.

Метаморф облизнулся, обнажая нечеловеческие клыки, и, по-звериному вывалив язык от жары, жадно уставился на плоды своих трудов.

То, что по всем законам природы уже никак не могло быть живым, а тем более разумным, вдруг дернулось и село, медленно повернув рогатую маску из бычьего черепа к создателю.

Алчный оскал на лице метаморфа сменился пугающим умилением, из-за по-прежнему высунутого языка выглядящим омерзительно нелепо.

– Мой малыш, – ласково прошептал он, осторожно протягивая когтистую руку к маске черепа. – Иди к мамочке…

Внезапный удар отшвырнул метаморфа к противоположной стене. В подземелье повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием оливковых поленьев в очаге. Кукольник, покачиваясь, поднялся.

– Ай-ай-ай, – на пухлых губах появилась грустная улыбка. Щелчок пальцев – активация гипноза – и кукла падает обратно на стол. – Одного урока хороших манер было явно недостаточно…

Метаморф склонился над существом, заглядывая в пустые глазницы черепа, за которыми в животном ужасе распахнулись человеческие глаза… такие же, как у всех в тот день.

Он отшатнулся, попятившись к арке выхода. Из-за него… из-за того, что он сделал… все ведь погибли! Он… уничтожил все и всех! Ничего не осталось!

Побелевшее лицо исказилось мукой, небесно-синие глаза полыхнули безумием. Кукольник ринулся вон из подземелья, оскальзываясь босыми ногами на песке на ступенях. Когти оставляли глубокие борозды в красном известняке стен.

Выбравшись на поверхность, метаморф зажмурился, ослепленный солнечным светом, и закашлялся. Дыхание вырывалось из груди с всхлипами. Он обвел безумным взором город… и облегченно рухнул на колени. Октарон был цел. Как и все его жители.

Ему померещилась та катастрофа… да, точно, всего лишь померещилась.

Цепляясь за арку входа в катакомбы, метаморф встал и провел рукой по лицу, словно желая стереть следы недавнего помутнения рассудка. Проводил взглядом пугливо шмыгнувшую прочь от обнаженного мужчины девушку, фыркнул по-кошачьи и зашагал по лестнице обратно во мрак.

Месяц спустяЮжный Эйя, дорога на Октарон

Тау

Выдох Кая, свист свирели. Тау резко уклоняется вправо. Дротик пролетает мимо, застревая в коре тисовой ветви под ногами. Верная пума Косточка посылает Каю предостерегающий рык.

Выдох Кая, свист свирели. Тау отбивает летящий парализующий снаряд рукоятью кнута, кувыркается через голову, подсекает противнику ноги… и, выпучив глаза, наблюдает, как Кай с таким же ошарашенным выражением лица как у нее падает на ветвь.

– Это что сейчас было, мать моя покойная?! – взвыл Раа, подскакивая с ветви.

За компанию с ним откуда-то из кроны тиса истошно завопила Иэла, вызывая паническое желание ринуться прочь. Сзади навалилась знакомая тяжесть, это Косточка в порыве чувств опрокинула хозяйку, радостно тыкаясь усатой мордой в щеку. Тау моргнула, отстраненно потрепала пуму по холке и медленно, пытаясь осмыслить произошедшее, принялась сворачивать кнут, стараясь не порезаться о вшитое в него лезвие. Она что, только что выиграла в поединке против Кая?!

– У меня четверть века не получалось достать этого горлодера оружием, а какая-то салага, месяц поупражнявшись с Наем, спеленала его кнутом, – констатировал Раа, задумчиво рассматривая отряхивающегося Кая. На его лицо набежала тень, он обличительно ткнул пальцем в сражавшихся и заорал. – Вы сговорились!

Посланные ему взгляды были одинаково убийственными. Этот параноик не верит, что она способна кого-то победить?

– Не сговорились? – тут же пошел на попятную Раа, задумчиво выудив из заплечного мешка яйцо и медленно его выпив. Вдруг как-то резко став серьезнее, обернулся к Тау. – Тогда, душа моя и редкостное сокровище, становись моей спутницей!

Сидящий неподалеку Мор скривил губы, мастеря очередной оберег. Дернулся Аро, рядом с ним смущенно ойкнула Мара. Тау едва ли не кожей ощутила пронизывающий взор Паладина. Эти его долгие взгляды неимоверно раздражали. Как и то, что он делает ночами, отходя на пару десятков шагов от отряда. В эти моменты