Тренировочный день 6 - Виталий Хонихоев

выше, тут нужна дисциплина, порядок и самоконтроль, а у нас бардак и творческий кризис кругом! Вот переманят у нас Синицыну армейцы и все — бери нас голыми руками в следующем году. А у вас даже когда Салчакова играла вполсилы — и то едва-едва с вами справится можно было. Уж сейчас, когда она раскрылась… вряд ли мы вас так легко одолеем на области.

— Порой талант лучше, чем порядок. Если такой уровень таланта. — говорит Соломон Рудольфович: — вы же как-то нашли, собрали такой звездный состав. Нам бы вашу Бергштейн… и кстати спасибо большое, что дали добро девчонкам в команде сыграть.

— Ну, я подумал, что такой шанс сыграть с командой из высшей нечасто выпадает. А Бергштейн и Синицыной не помешает немного скромней стать, вот как я подумал. — вздыхает Гектор Петрович: — думал, что раскатают их в пух и прах, что они все поймут и перестанут из себя примадонн разыгрывать, ан нет. Боюсь у них теперь голова от успехов закружится. Но все равно рад за них, не ожидал.

— Да кто такое мог ожидать? — разводит руками Соломон Рудольфович: — кто мог? Они же выиграть могли!

— Точно! И я так считаю! Нечего было на ничью соглашаться!

— Да! — Соломон Рудольфович даже вскидывает над головой сжатый кулак. Потом спохватывается и опускает его. Не слишком ли он эмоционален?

Наступает неловкое молчание. Наконец Гектор Петрович откашливается.

— Наверное, нужно постучаться. — говорит он: — чтобы не было неловких ситуаций… а то мы так еще долго ждать будем…

— Так тренер наш новый там внутри. — отвечает Соломон Рудольфович: — значит все одетые, все прилично. Но, конечно, постучусь… — он поднимает руку и стучится в дверь с табличкой «Женская раздевалка № 2».

— Девчата! Мы с поздравлениями! — громко говорит он и прислушивается. Изнутри раздаются взрывы хохота и женские голоса.

— Ну… пошли. Скажем что они молодцы. — говорит он и толкает дверь вперед. Некоторое время стоит и смотрит, замерев на месте. Потом Гектор Петрович оттаскивает его назад и закрывает перед ним дверь. Соломон Рудольфович остается смотреть прямо в пространство, не мигая и кажется даже забыв дышать.

— Мда. — подает голос рядом Гектор Петрович: — какой у вас новый тренер… энергичный.

— … — Соломон Рудольфович продолжает смотреть прямо перед собой.

— Неожиданно. — продолжает Гектор Петрович: — но приятно. Я столько голых девушек в одном месте не видел с детства, когда однажды случайно на купание студенток на сенокосе наткнулся. Все-таки спорт меняет людей, а?

— Я…

— Кто бы подумал, что ваша Федосеева такая… фигуристая. В одежде она совсем по-другому смотрится…

— Наверное мы чуть позже их поздравим. — наконец выдавливает из себя Соломон Рудольфович: — чуть позже. Им же одеться нужно.

— Да. Именно. — Гектор Петрович засунул руки в карманы и огляделся: — а знаете…

— А?

— А может пока в кафе подождем? Поговорим. Судя по всему, нам есть что обсудить…

— Ну да… ну да… — Соломон Рудольфович оглянулся на дверь с надписью «Женская раздевалка № 2» и поежился: — как вы думаете… такое после каждого матча у них теперь будет?

— Не знаю, голубчик, не знаю… — вздыхает Гектор Петрович: — я знаю только то, что в первый раз в своей жизни я начал сомневаться в выборе своей карьеры… кто мешал мне в свое время стать тренером по волейболу? Ну так что — по пятьдесят грамм? Хорошего армянского коньяку…

— Лучше по сто. И водочки…

— Ну… оно и понятно… после увиденного…

Глава 14

Глава 14

— Ну что, довольная наконец? — спрашивает Виктор у Лили, которая лежит на животе и болтает ногами в воздухе.

— Как знать. Вроде и да. А вроде и нет. — отвечает та, поворачивая голову к нему. После удара мячом прямо в лицо, вокруг обоих глаз у нее траурные круги, несмотря на все усилия косметологии и врачей, так что либеро «Красных Соколов» сейчас больше на панду похожа чем на Кайзера. Черно-фиолетовые круги фингалов на удивление не так уж и обезображивают ее лицо, наоборот она становится еще более милой, словно недавно подравшаяся школьница.

— В любом случае наш с тобой контракт к концу подошел. — говорит Виктор: — хотя жаль немного, конечно.

— Чего это? — босые ножки перестали болтаться в воздухе, замерли.

— Ну как. Ты со мной в паре только для того, чтобы Машку в постель к себе затащить, верно? — Виктор многозначительно кивает на пустое место по правую сторону от Лили: — сбылась мечта, все круто. Бери шинель, пошли домой.

— Ой, Вить, не морочь мне голову. — говорит Лиля, переворачиваясь на спину: — я сейчас такая счастливая и у меня все лицо болит. И голова. Давай потом, а?

— Вылитая Скарлет О’Хара. — кивает Виктор: — подумаешь об этом завтра.

— Точно. Или послезавтра. Ты-то чего вскочил? Я думала все, утух товарищ Полищук.

— Да не спится. Ну и потом, тут такое зрелище только что было… я теперь точно не засну.

— Значит так. — дверь открывается и в комнату входит Маша Волокитина, которая вытирается большим белым, махровым полотенцем. Кроме полотенца на ней ничего нет, но она не смущается, ведет себя так, будто всю жизнь вот так перед ними ходила.

— Значит так, Полищук и Бергштейн. — говорит она, садясь на краешек кровати: — этого ничего не было. Вам ясно?

— Чего именно? — не понимает Виктор: — того, что мы у «Крылышек» ничью вырвали? Я понимаю, что в это трудно поверить, но…

— Ой, заткнись, Полищук, я вообще не тебе. Я к этой мелкой и той, что спит под одеялом без задних ног.

— А? — Виктор оглядывается и поворачивает голову, чуть приподнимает одеяло: — точно спит. Но ей же идти сегодня было некуда, бедная девочка…

— Ага. — Волокитина складывает руки на груди: — бедная девочка. И ты тут как тут, кобель. Пригрел на груди так сказать.

— Не понимаю, о чем ваши инсинуации. — пожимает плечами Виктор: — девушке не было куда идти, вот я и предложил ей с вами. У Лильки все равно комната свободна.

— Полищук. — Маша берет себя за переносицу указательным и большим пальцами,