Салага - Василиса Мельницкая

— Ты обо мне многого не знаешь, — улыбнулся Матвей. — Если захочешь, потом расскажу. Выходи, приехали.

Карамельку я отправила домой. Только после этого Матвей нажал кнопку звонка. И дверь нам открыли почти сразу.

— Яра! — воскликнул худощавый мужчина в очках. — Яромила Михайлова. Ты повзрослела, но почти не изменилась. Мы встречались в доме Николая Петровича. Но ты меня, скорее всего, не помнишь.

— Откровенно говоря, нет, — призналась я. — Я не присматривалась к гостям, простите.

— Ничего, я и был то у вас всего пару раз, — отмахнулся мужчина. — А это?..

Он взглянул на Матвея. Я представила его, как своего друга.

— Тимофей Геннадьевич, — назвался мужчина. — Ой, что это мы на пороге! Проходите.

Тимофею Геннадьевичу на вид было около сорока лет. По его словам, он занимался наукой. А застать его дома легко, потому что он «страшный домосед», материалы для исследований собирают его помощники, а он обрабатывает, анализирует, пишет статьи.

Он рассказывал это, ловко расставляя на столе чашки и вазочки с печеньем и конфетами. Чай он не предлагал. Скорее, не предполагал отказа. Я слушала эмоциональный фон и не ощущала ничего подозрительного. Обычная реакция человека, который долго ждал встречи и, наконец, радуется, что она состоялась.

— Сегодня вторник? Жаль. По средам Верочка приносит пирог с капустой. Я угостил бы вас пирогом. Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Чай хороший, настоящий китайский. Мне коллега прислал.

Из вежливости мы с Матвеем и чаю испили, и по конфете сгрызли. И только после этого я спросила:

— Так зачем вы хотели меня увидеть?

— Да тут такое дело… — Тимофей Геннадьевич свою чашку отставил. — Я сейчас.

Он скрылся в соседней комнате и вернулся с бумажной папкой в руках.

— Яра, мне достались архивы Николая Петровича. Все, что связано с наукой, с медициной. Он мне их завещал.

— Да, я помню что-то такое, — кивнула я. — В то время я плохо соображала, что творилось вокруг, поэтому воспоминания смутные.

— Это не имеет никакого значения, — сказал Тимофей Геннадьевич. — Дело в самом архиве, вернее, вот в этой папке.

Он похлопал по ней рукой.

— Николай Петрович вел дневник или журнал, называйте это как угодно, — продолжил Тимофей Геннадьевич. — В нем он описывал интересные случаи из практики. Его я и изучал. Кстати! — Он вдруг встрепенулся и уставился на меня. — Я не присваиваю себе его труды. Наоборот! Все будет издано под именем Николая Петровича.

— Я не являюсь его наследницей, — успокоила его я. — Хотя рада, что эти исследования и после его смерти будут помогать людям.

— Да? Но как же так… — растерялся Тимофей Геннадьевич. — Но куда же… кому же…

— Полагаю, вам следует поступить согласно его завещанию. Так что в папке? Это как-то касается меня?

— Касается! Очень даже касается! — вновь оживился Тимофей Геннадьевич. — Николай Петрович описывал и твой случай. Ты же чуть не погибла в пожаре, верно?

— Да, — подтвердила я.

— Одновременно с этим он лечил мальчика с травмами после падения с высоты. Николай Петрович не указывал имен. У него все были пациентами N. Твой случай я знаю, а что за мальчик — нет. Но это можно узнать, если поднять архивы тех лет. Возможно, по твоему запросу…

— Разве это важно? — не выдержал Матвей, выразительно на меня взглянув.

Мальчиком, упавшим с дерева, был он. Но кто знает, может в то время еще кто-нибудь откуда-нибудь падал.

— В том-то и дело… — Тимофей Геннадьевич открыл папку. — Николай Петрович заметил некоторую схожесть энергетических полей. Молодые люди, мне сложно вам это объяснить… Это десятый уровень силы. Те, кто им владеет, умеют такое видеть. Так вот, Николая Петровича заинтересовало это совпадение, и он провел тщательный анализ на родство.

Во рту пересохло. Мы с Матвеем уставились на папку так, словно оттуда вот-вот должен выпорхнуть дракон. Мы оба сгорали от любопытства и нетерпения и боялись поверить в невероятное.

— Здесь заключение, — сказал Тимофей Геннадьевич. — Но прежде, чем я отдам его тебе, хочу объяснить, почему Николай Петрович сам этого не сделал. Он писал об этом в дневнике. Он не успел. Он хотел дождаться твоего совершеннолетия. А почему не оформил это как-то в завещании, я не знаю. Я же не сразу начал разбирать архив, а до этой записи добрался еще позже. И я не знал, как тебя найти. Говорили, ты уехала в Петербург, где-то учишься. Я подумал, что рано или поздно ты придешь на могилу Николая Петровича. И, собственно, не ошибся.

— Да, я училась в Петербурге. Два года не возвращалась в Москву.

— И еще… — Тимофей Геннадьевич потер лоб. — Эм… Матвей… Мне бы хотелось сказать кое-что лично Яре.

— У меня нет от него секретов, — возразила я. — Никаких.

— Эм… и начет твоего… — Он понизил голос до шепота. — … происхождения?

Я согласно кивнула.

— Хорошо. — Тимофей Геннадьевич протянул мне папку. — Я знаю, кто твой отец. Николай Петрович мне доверял. Если ты захочешь найти этого мальчика, будь осторожна.

— Он мой родственник? — не выдержала я.

— Брат по мужской линии, — ответил он. — Насколько я знаю, у твоего отца законных сыновей не было.

Кровь ударила в виски. Если тот мальчик — Матвей… то Матвей — мой брат⁈

Так, надо успокоиться. Это можно проверить. Мы даже не думали о таком, но проверить-то можно!

— Спасибо, — сказала я. — Большое спасибо, что рассказали мне об этом.

Матвей так ни слова и не проронил. Только попрощался с Тимофеем Геннадьевичем, когда мы покидали его квартиру.

— Вот! Это они! — возопила знакомая женщина, едва мы вышли из лифта на первом этаже. — Это я их спугнула! Видите? Никакой кошки у нее нет! Она ее выбросила на третьем этаже, когда с поличным поймали!

Пока мы беседовали с Тимофеем Геннадьевичем, местная активистка успела собрать группу поддержки, состоящую из трех женщин почтенного возраста и одного дряхлого старичка.

— Не знаю, как ты побежишь на каблуках, — шепнул мне Матвей, — но придется постараться. Другого выхода нет. Из парадной налево, там в переулок нырнуть можно. На счет три.

—