Дворянин - Роман Валерьевич Злотников

мысль, что все люди если и не равны – всё-таки подобная мысль для императорского семейства в абсолютистском государстве была слишком уж новаторской и необычной, – то как минимум ценны, и потому относиться к ним следует безо всяких аристократических и сословных предубеждений. Совсем уж избавиться от сословных предрассудков не удалось, но отношение к людям у старших братьев (в первую очередь у Константина) и у младших – Николая и Михаила – отличалось разительно…

Когда они уже сели в карету, Саша Пушкин не выдержал и, наклонившись к Даньке, спросил:

– Даниил, позвольте один вопрос?

– Да, конечно, Александр.

– А почему вы бросили писать стихи?

Бывший майор замер. И что отвечать? Потому что уже выдал всё, что помнил? Ну из того, что можно было напечатать в этом времени и не попасть в скандал, а то и вообще под надзор полиции. Несмотря на всю его связь с Николаем…

– М-м-м… знаете, Александр, я нашёл поэзию в том, чем сейчас занимаюсь.

Пушкин замер, потом медленно кивнул.

– Я вас понял… Знаете, а это удивительная мысль! Я видел выставку в Академии художеств – это действительно невероятно! Величественные леса, реки, скалы, и посреди них идёт проложенная волей людей железная дорога, по которой стремительно несётся созданный разумом людей паровоз… а эти могучие «паровые лопаты», – Пушкин зачарованно замер, уставя взгляд куда-то ввысь. – Всё-таки вы и великий князь Николай – очень мужественные люди. Я бы никогда не согласился войти под столь массивные ковши, нависающие прямо над головой – они же способны при падении размозжить человека в мокрую лепёшку… – И он зябко повёл плечами. После чего снова замер и зашевелил губами – похоже, впал в поэтический транс. А бывший майор повернулся к сидящему рядом Михаилу.

– А что, выставка уже открылась?

– Да, третьего дня, – усмехнулся тот. – А ты что, ещё не был?

– Третьего дня? Нет. Я убегал огородами от очередной дуэли, – мрачно отозвался Даниил. Михаил изумлённо распахнул глаза, а потом захохотал, прервав транс Александра.

– Весёлая у тебя жизнь… – констатировал он, отсмеявшись.

– А куда деваться? – вздохнул бывший майор.

– Ладно – я поговорю с Николаем и постараюсь избавить тебя от этой обязанности. Лучше мы с ним будем брать тебя с собой на те приёмы, на которые ходим сами… А ты чего про мою новую пушку не спрашиваешь?

– Да мне его высочество Николай всё уже рассказал вроде бы…

– Да что он тебе мог рассказать-то? – усмехнулся Михаил.

– Ну, что пушку на вооружение так и не приняли.

– А почему?

Даниил молча пожал плечами.

– Просто она у нас очень дорогая вышла, – вздохнув, произнёс Михаил. – А денег в стране нет. Не то что на ваши железные дороги, недаром же вы с Николаем в частный капитал вцепились… а даже на армию. Брат с Аракчеевым недаром так за военные поселения ратует – очень надеются с их помощью военные расходы снизить… а тут пушка получилась по цене как три обычные, а снаряды для неё стоят как пять ядер каждый!

– А-а-а… – понимающе протянул Даниил, потом минуту подумал и осторожно спросил: – А можно мне на неё глянуть. А то ты мне про неё так много рассказывал, а я её пока что ни разу не видел.

– Ты серьёзно? – удивился Михаил. – Я же тебе давно уже это предлагал – а ты всё отказывался.

– Ну, раньше это был ещё полуфабрикат, – солидно пояснил Данька, – а сейчас уже – готовый продукт. Так чего бы и не посмотреть?

– Тогда… – Великий князь привстал с дивана, похоже, собираясь отдать кучеру приказ, но тут спереди послышалось:

– Тпруу! Стой залётныя! – после чего дверца кареты распахнулась, и один из свитских громко проорал:

– Приехали, ваше высочество!

Михаил замер, а затем махнул рукой:

– Ладно, пошли к Шиллингу. После него уже поедем…

3

– Всё, хватит – доставай! – махнул рукой Даниил и отошёл подальше. Кузьма молча кивнул и, быстрым движением обмотав лицо влажной тряпкой, подскочил к раскалённым воротцам, после чего поддел железным штырём могучий засов и откинул его в сторону.

– Оберегись! – взревел подсобный и, ухватив крюком на длинной рукоятке петлю рамы, потянул ту из печи наружу. Кузьма отскочил на пару шагов и впился напряжённым взглядом в три массивные конструкции, закреплённые на мощном подвесе, которые, покачиваясь, поползли из обжигной печи.

– Нормально! Нигде не вспучилось, – довольно доложил он, когда подвес оттащили от печи и развернули.

– Погоди пока хвастать, – сердито пробурчал Данька. – Чуть остынут – внутри посмотрим.

– Ништо, – мотнул головой Кузьма. – Прошлый раз трещины и вспучивания токмо по верхнему кольцу шли, потому как в том месте жар больно ломкий. А всё остальное нормально было. И сейчас нормально будет, барин. Вот увидишь. Мы ведь с тех разов печь переделали.

– Ну, может быть… – с сомнением произнёс бывший майор. В конце концов, к настоящему моменту Кузьма точно набрал гораздо больше опыта в этом техпроцессе.

Зиму он промучился. А всё эти дурацкие балы и приёмы. Эх, как хорошо было, покамест он был простым слугой – никто его ни на какие балы не тянул, но при этом дворянки его вполне себе обхаживали. А он их в ответ охаживал. Причём со всем жаром молодого тела. И все были довольны! Ну на хрена ему сдалась эта женитьба?! Тем более у него представления о правильной семье очень сильно отличались от тех порядков, которые царили при дворе и в высшем свете в целом. Для него всю его прошлую жизнь муж и жена были – одна сатана. Друг за дружку до последнего вздоха. Здесь же… короче, все спали со всеми. Мужья с чужими жёнами, с актрисками, с цыганками, жёны с чужими мужьями, с холостыми кавалергардами и другими гвардейцами, а кто и с дворовыми мужиками, и с крепостными кузнецами. Правда, последнее как бы считалось зазорным, поэтому если такое случалось, то, так сказать, «вслух», об этом не говорили. Да и когда говорили, речи о какой-то там любви и страсти при этом не шло. Скорее, все эти «мужики и кузнецы» выполняли функцию некоего «живого дилдо»… ну если судить по тем нескольким репликам, которые он случайно услышал. То есть обсуждались чисто технические характеристики – длина, толщина, время «работы», каков на вкус, на ощупь, форма и доступные «режимы»… Нет, были и примеры верности, но отношение к таким парам в свете было в лучшем случае снисходительным. Именно в лучшем. В худшем подобные пары становились объектом насмешек, а их прекрасные половины объектом атак самых записных ловеласов. Пари заключались на «сколько она продержится» и «кто