Только об этом не пишите! - Sally KS

Тёща видела братьев Колесниковых не в первый раз и сразу же захлопотала возле стола. Лавы нигде не было видно, но по дому разносился аромат жареной рыбы.

— А где… Валентина? — спросил отец Алексий. Как непривычно и неприятно лгать, особенно близким людям.

— В летней кухне рыбу жарит, — сообщила Анна Валерьяновна. А гостям пояснила: — У нас сегодня молодая женщина попросила убежища от мужа. Избитая, без документов… Ужас, что творится… Надо бы помочь, да чем тут поможешь? Тут только адвокат хороший.

— Она сбежала? — спросил с интересом Юра.

— Да, прямо ночью, без вещей, без документов, — понизив голос, охотно доложила Анна Валерьяновна и оглянулась на летнюю кухню. Вообще она была не сплетницей, но история Лавы, видимо, сильно её поразила. Младший Колесников сочувственно покачал головой. — Садитесь чай пить.

— Сначала соберу шкаф, — решительно сказал Никита. — Куда ставить будете?

Отец Алексий стеснительно указал в угол, где книги громоздились на шаткой древней этажерке. Пока они с тёщей наспех освобождали место, братья всё так же организованно внесли разобранный шкаф, Юра начал снимать упаковочную плёнку, а Никита открыл чемодан с инструментом. Вскоре зашумел электрический шуруповерт, а отец Алексий с нескрываемой радостью смотрел, какой этот шкаф вместительный, надежный… Дорогая вещь, сделанная добрым человеком.

Когда сборка была закончена, в комнату вошла Лава с блюдом золотистой жареной рыбы. Попятилась при виде незнакомцев, но Анна Валерьяновна, страшно довольная подарком от мебельщика, удержала ее за рукав.

— Не бойся, это наши волонтеры, очень хорошие ребята! — сказала громко. — Это Никита, это Юра. А это Валя, наша сегодняшняя гостья. Какая у тебя рыба получилась — глаз не оторвать!

Отец Алексий чуть по-бабьи не охнул. Он не понимал, как Лава это делает, но после бани (надо же, сколько всего успела!) она выглядела совсем не так, как у реки, хотя и платье было то же самое, и рубашка. Но платок она повязала как бандану, и густые темные пряди выбивались на волю, струились волнами по груди и спине, её кожа вновь стала чистой, белой, и на этом фоне светлые зеленые глаза в черных ресницах смотрели особенно пронзительно. Закатанные из-за кухонной работы рукава открывали изящные руки. Нет, не красавица. Но невозможно было перестать смотреть на неё. Даже в нелепом старомодном платье это была никакая не забитая Валентина, несчастная и отчаявшаяся, а самая настоящая Лава — смелая, независимая, решительная. И очень одинокая.

Юра уставился с на неё с интересом, а вот Никита смотрел без всякого выражения. Но так долго, что отец Алексий вдруг понял, какая сейчас может приключиться беда. Лава не стала бы колдовать в его доме, но что-то тревожное и опасное происходило прямо сейчас.

* * *

Он не помнит, чтобы еще был так счастлив, как в те несколько месяцев, что они встречались с Лавой. Нежная, сияющая, весёлая — вот какая она была тогда. И ничто её не раздражало, не задевало. Они встречались после лекций. Если были деньги — ходили в кафе. Если нет — брали по пирожку в киоске и бродили в Соловьином парке. В рюкзаке у Лавы всегда был маленький термос с чаем. Они отпивали по очереди из крышки. Потом учебный год закончился, и они пропадали из дома на целый день. Иногда даже не разговаривали, а просто сидели в каком-нибудь красивом месте, прижавшись друг к другу, и думали каждый о своём. Но стоило одному бросить пару фраз — другой сразу же знал, что ответить, словно они и не замолкали.

Даже Настя, дочь маминой подруги, не могла им ничего испортить. Родители почему-то были убеждены, что Алексей и она могут когда-нибудь стать идеальной парой. Умная девушка, занимается танцами и фитнесом, учится на факультете иностранных языков, год прожила по обмену в Европе, красотка, Лёша ей нравится — что ещё нужно? Семьи давно дружили, обе были хорошо обеспечены, и этот брак выглядел желанным и естественным. Напрасно Алексей убеждал, что его сердце отдано другой девушке. Он был уверен, что и Настя не испытывает к нему никаких чувств, но сам факт, что парень, на которого она обратила внимание, предпочел ей какую-то нелюдимую мышь с филфака, её больно ранил. И она ринулась в бой.

Алексей боялся, что когда-нибудь Лава взорвётся. Кто бы на ее месте удержался? Гуляют они по набережной, вдруг навстречу — Настя, пахнущая духами, на высоких каблуках, роскошная от гладких длинных волос до кончиков пальцев с идеальным маникюром. Ноги от ушей, одежда явно не из кротковского универмага и не из интернет-магазина.

— Лёша, как я рада! — кричит ещё издалека, подходит и обвивает руками его шею. — Твоя мама звала к вам в гости в выходные, но ты, наверное, будешь занят (тут пренебрежительный взгляд на Лаву), поэтому давай лучше в пятницу вечером! Я принесу французское вино.

И он, дурак, видел ее лицо близко-близко, смотрел прямо в соблазнительно шевелящиеся алые губы и не понимал, как поступить в таких ситуациях, чтобы не выглядеть грубым. Что-то мямлил невразумительное, хотя не считал себя нерешительным. Он же сильный, уверенный. Он мужчина. Но пока пытался найти ответ, Настя делала вид, что получила согласие, и гордо удалялась походкой модели. Прохожие смотрели ей вслед.

— Лава, ты только не подумай… — бормотал он, но Лава спокойно отвечала:

— Я всё вижу. Это пустяки. Поехали вечером в пятницу на дачу, — и её тонкая рука снова доверчиво ложилась в его большую ладонь.

Насте хотелось быть нездешней — слишком красивой, слишком глянцевой, повидавшей иную жизнь и имеющей куда больше шансов на счастье, чем все прочие. Но в глазах Алексея нездешней была Лава в обычных джинсах и футбоках.

Конечно, сразу было понятно, что она немного сумасшедшая. Это ее ночное купание в реке! Она входила в воду, обнаженная, и уверяла, что ей совсем не холодно. Ее кожа была горячей после ледяной воды… В грозу и ветер исчезала — говорила, что идёт гулять. Всегда просила его уйти в укрытие, а сама будто растворялась в ливне или вихре сорванной с деревьев листвы. Однажды, бесцельно бродя в окрестностях дачного поселка, они потревожили гадюку. Алексей невольно дернулся в сторону, а Лава ласково сказала ей: «Прости, мы тебя не заметили», — и змея уползла.

Единственное, что его по-настоящему беспокоило, — светящиеся пятна, которые появлялись