Только об этом не пишите! - Sally KS

А она сидела на земле под яблоней, покачиваясь, как в трансе. Перед ней на спине лежала Настя и хрипела, а Лава прижимала к ней ладони и тихой скороговоркой бормотала:

— Будет гнев мой чернее ночи, глубже колодца, тяжелее камня, горячее солнца… Будет жизнь твоя лес дремучий, непроглядный… Заблудись, удавись, в болоте утони, в пасти звериной пропади…

Под её руками раздавалось шипение и от одежды Насти поднимался дым. Алексей видел, что лицо у неё красное, будто обожженное, и её корчит безмолвная мука. Он хотел окликнуть Лаву, но Герман зажал ему рот рукой. И только когда бормотание Лавы затихло, а ее жертва перестала дергаться, они вышли из тени.

— Лава, что… Что ты делаешь⁈ — еле смог выговорить Алексей.

Она поднялась с земли, отряхнула джинсы и обычным своим спокойным голосом ответила:

— Я её догнала.

Герман присел рядом с Настей и приподнял ее голову.

— Дышит, — сказал с облегчением.

— Конечно, — равнодушно подтвердила Лава. Машинально, как неживая, уткнулась в плечо брата, он обнял ее бережно, как тяжелобольную, гладил по голове и шептал что-то успокаивающее.

Алексей чувствовал, как его трясет. Красивое лицо Германа было печальным и строгим. Они немного постояли в тишине, а потом брат и сестра, будто забыв про третьего среди них, взяли Настю за руки и за ноги и понесли в дом. Над ними разливался свет полной луны.

… — Отец Алексий, я не смею вас обременять… У вас и времени нет на каждого… Но подскажите, как бы мне купить телефон? Я ведь совсем без связи, ни на работу не позвонить, ни родственникам, — сказала Лава вроде бы тихо и почтительно, но священник поёжился под её настойчивым взглядом.

Никогда он не мог предвидеть даже погоду на день, но теперь даже не сомневался, какой будет следующая реплика за столом, где все с таким аппетитом поглощали жареную рыбу, и только Лава к ней не прикасалась, да и ему кусок в горло не шёл.

— Я могу вас отвезти, — сказал Никита.

Глава 10

Только не это. Не смотри. С меня достаточно хороших парней. Лава задумалась: то ли так и строить из себя несчастную брошенку и обиженку, то ли, наоборот, показать уже плохой характер? Лёша все равно поможет, никуда не денется, но этот большой добрый Никита отправится своей дорогой. С другой стороны, съездить в райцентр за телефоном лучше с ним, чем со священником, который будет слишком бросаться в глаза.

— А можно я с вами не поеду? Доберусь домой на маршрутке, — подал голос младший из братьев.

— До маршрутки еще долго, минут сорок, — сказала Анна Валерьяновна.

— А интернет на остановке ловит?

— Конечно, — удивилась она. — Здесь везде ловит, недалеко же от города.

— Тогда нет проблем, — парень пожал плечами. — Тебе потом все равно еще к Полуэктову заезжать, — повернулся он к брату.

— Ладно, — кивнул Никита и опять посмотрел так странно, будто всё видел и всё про неё понимал. — Вы со мной поедете… Валентина?

— Буду очень благодарна, — Лава ответила, даже не глядя на него. Со стороны могло показаться, что от смущения. На Лёшу тоже не смотрела. Его дело сейчас — вернуть ей деньги, а уж помолиться или нет о её заблудшей душе — как сам решит. — На телефон у меня деньги есть, но мне к нему еще сим-карту нужно, а у меня никаких документов…

— Понял. Не проблема, — снова кивнул Никита.

Когда садились в машину, сам открыл ей дверцу (Лава уже давно отвыкла от ухаживаний) и протянул руку, чтобы помочь взобраться в высокую кабину. Лава инстинктивно отшатнулась, чтобы не допустить прикосновения, но сделала над собой усилие: пока цель не достигнута, ничем не обижай того, кто тебе помогает. Поэтому осторожно коснулась теплой шершавой руки. На секунду представила, как он делает мебель в своей мастерской, запах стружки и клея… Нет, нельзя такого ни на миллиметр подпускать. Когда поставила ногу на ступеньку, поймала направление его взгляда: из-под полы дешевого синего платья — может, даже из секонд-хэнда! — выглянул дорогой кожаный ботинок на высокой подошве, неподходящий для скромной забитой скиталицы. А ещё говорят, что мужчины таких мелочей не замечают! Зачем только она помыла обувь… Была бы грязная, как рано утром, — никто и внимания бы не обратил…

Лёша, то есть отец Алексий, проводил машину взглядом. Лава знала, что он сейчас у них одно воспоминание на двоих.

…Девицу ту положили на диван, хотя Лава просто бросила бы ее на пол, туда, где валялись разбитые стаканы, кувшин, апельсиновые корки, и ковер впитывал остатки глинтвейна, грязь и кровь…

Какой тогда Лёша был перепуганный! Вроде бы только что ему угрожали оружием, а по-настоящему потрясенным он сделался, когда она просто наказала виновницу испорченной вечеринки. Наверное, уже тогда это была христианская мораль в действии: можно понять и простить убийцу, насильника, грабителя, но колдовство, даже для защиты, — это самое страшное, козни дьявола и гарантированная геенна.

Когда мерзкая девица пришла в себя, она что-то лепетала, шарахалась от Лавы, осматривала себя в поисках ожогов и ничего не могла понять. Как же её звали?.. Вылетело из головы.

— Что ты со мной сделала? — бормотала она.

Лава только усмехнулась. Это ты сейчас думаешь, что с тобой что-то случилось… Подожди пару дней — вот тогда случится. А всё это наложение рук, невидимые ожоги — так, выпустить гнев.

— Я вызову тебе такси, — холодно сказал гостье Герман и начал набирать номер. — А друзьям передай, что в доме работают камеры. Если вдруг они решат, что нехорошие люди их напрасно обидели.

— Лёша, поехали, пожалуйста, со мной, — жалобно спросила девица. — Мне страшно. Голова болит. Меня что, били? Всё болит! — и заплакала.

А Лава, не обращая внимания на этот скулёж, неотрывно смотрела на него. Такой красивый, бледный, мужественный… Она чувствовала, что он бы не сломался под угрозой оружия, но сама мысль о том, что кто-то хотел унизить его, вызывала в ней вихрь таких сильных эмоций, каких не бывало раньше. Хотелось растерзать на мелкие кусочки всех причастных. Да, и эту дуру в первую очередь.

Герман всегда приглашал на свои вечеринки только самых красивых парней, чтобы Лава