Барон фон дер Зайцев – 2 - Андрей Готлибович Шопперт

крупные, длинные черные на хвосте немного искривлённые зёрна отбирались легко, их отличить от незаражённых труда не составляло. Во вторую горку парень отбирал просто крупные зёрна, никакими спорыньями не заражённые. На переборку ведра у него ушло часа два. С непривычки сначала из общей кучи выбирал и уже потом догадался брать жменями и в один ряд рассыпать по столу. Пошло гооораздо быстрее. Результат получился такой. На ведро пришлось три четверти стакана зёрен, заражённых спорыньёй. Стакан неправильное слово. Это такая кружка керамическая в виде круглого стакана. Иоганн сначала ведро перемерил. Получилось пятьдесят стаканов. Если принять стакан за двести грамм, то всё правильно, в ведре деревянном десять литров.

— Блин, смотри, Отто, что получилось! — прибежал к управляющему пацан, — Тут больше полутора процентов ржи заражено спорыньёй, а при двух это беда бедовая, люди травятся, болеют, дети умирают.

Управляющий высыпал зёрна из стакана на стол?

— Хорошие крупные зёрна? Чего ты кричишь, Иоганн, опять тебя какие-то бесы одолевают?

— Вот хорошие и крупные зёрна. Именно такие надо отобрать и весной посадить…

— Это озимая рожь…

— Да? Ну, чёрт с ним, осенью посадить. А весенней… летней… ай! Во, яровой ржи у нас нет?

— Есть и рожь яровая, и пшеница, — Отто перебирал пальцами больные зёрна, — Я что ты говорил про проценеты? Что это?

— Процент? Это — сотая часть. Эти рожины… рожи… семена… зёрна больны спорыньёй. Нужно, чтобы они не попадали в пищу, их нужно перебрать и весной не сажать, споры грибов ещё несколько лет будут в земле, нужно там горох сажать первый год, второй морковь, свеклу, капусту и прочую репу, чтобы все споры вымерли.

— Споры? С кем споры? Почему умерли?

— Ладно, замяли.

Лекцию читать было некогда, и Иоганн решил действовать проверенным способом. Вздорная дочка датчанки нашлась, естественно, на кухне. Ждала пирогов.

— Герда, есть очень денежное дело. Для твоей тимуровской команды. Тебе понравится.

Глава 14

Событие сороковое

— С ведра я набрал три четверти стакана. Четыре ведра в день, если как я, перебирать за два часа ведро, то три стакана чёрных семян у них получится. За каждый стакан чёрных зёрен я плачу пфенниг. Итого за день можно заработать минимум три пфеннига, а максимум от сноровки зависит. Да, Герда, я знаю, что все наши… все твои пацаны хитрющие хитрецы, и даже ещё хитрее, и они, конечно, захотят покрасить семена. Скажи им сразу, что у меня есть способ отличить покрашенные семена от настоящего. Способ простой. Берёшь… Стоп. Не буду я тебе рассказывать, а то ты им передашь, и они ещё чего придумают. Так вот, предупреди тимуровцев своих, что никакого наказания за обман не будет, просто такому обманщику я больше ни мыло варить не дам, ни янтарь искать, ни семена перебирать. Пусть вороньи яйца из гнезда ворует. А от меня больше денег не будет.

Теперь по тебя. Твоя доля такая, за каждые десять стаканов, что мальчишки и девчонки переберут тебе пфенниг. Сто человек посадишь перебирать, и каждый три стакана пусть по минимуму переберёт… Итого триста стаканов, то есть, ты получаешь почти шиллинг в день. Только за общее руководство. Нормально?

— Бу-бу-бу? — в голове рыжей бестии работал калькулятор и машинка пересчёта денег одновременно, как у Скруджа МакДака в глазах шиллинги серебряные мелькали.

— Что-то не так?

— Мне нужно шёлковое платье. Из синего шёлка, как у тебя сюрко.

— Это лён…

— А мне из шёлка.

— За что? Это чего? вместо шиллингов, вместе с шиллингами, на шиллинги.

— «На», у меня уже три марки скопилось. Плюс за чёрные зёрна. Должно на сюрко хватить.

— Да не вопрос. Если немного у тебя не хватит, то я от себя добавлю. Как Георг поедет в следующий раз в Ригу, я ему команду и деньги передам. Если найдёт, то купит, если не найдёт, то просто шёлк купит, ну, а если такой ткани нет, то в следующий раз закажет купцам привезти.

— Договор. Готовь горсть серебра, всех их с утра до ночи заставлю зёрна перебирать.

— Герда, только, как договаривались. Рожь, отдельно, пшеница отдельно, ячмень отдельно, овес тоже. Озимая и яровая там рожь меня не интересует. Да, и не забудь, пусть с яровой ржи самые крупные не чёрные зёрна выбирают. Тут тоже пфенниг за стакан.

— Чего по три раза повторять! Побежала я. Время — деньги. — Нет, конечно, не сама придумала. Это как-то Иоганн сказал любимую поговорку Бенджамина Франклина (Time is money), но рыжая пацанка запомнила и теперь в нужных местах всегда это вставляла.

Герда стуча деревянными каблуками сапог по мёрзлой земле умчалась за ворота замка. Эвон как, оказывается, добрым словом и серебряным шиллингом можно сделать гораздо больше, чем просто кислой рожей управляющего Хольте.

Взвалив мстю на хрупкие плечики Герды, Иоганн пошёл на урок к фон Боку. Как ни изменилась жизнь в замке и вообще в баронстве после локальной войнушки, а уроки сами себя не выучат. Ничего именно в этом не поменялось. Мартин учил пацана латыни и греческому, Иоганн его математике и русскому. На это в сумме за день уходило четыре часа. Ещё два часа уходило на поход в Кеммерн с обязательным посещением кузнеца и знахарки Матильды и урок жмудского от пастора. Самое интересное, что и сегодня надо было идти, несмотря на то, что пастор укатил, жемайтский язык будет доводить до него имость Гонората — жена преподобного. Оказалось, что и она сим великим и могучим владеет.

После урока жмудского начнутся избиение его Старым зайцем. Ганс Шольц продолжал ударами мечом деревянным вколачивать в парня трудную науку… ну, это же не фехтование? Просто трудную науку владения мечом. А потом ещё Димка, он же арбалетчик и аrmleuchter (болван) Дидерихт будет учить его стрелять из арбалета. И между всеми эти очень нужными делами как-то нужно выкроить время на пацанов из художественной мастерской. Учить их рисовать, раз уж Сильвестр богом сейчас на паузу поставлен.

Брат Сильвестр? Выздоравливал. Скорее всего, вытащила его Матильда с того света. Или на этом оставила? А захочет ли он вырваться из монастыря и жить в замке инкогнито, опасаясь разоблачения? Иоганн у преподобного Мартина поинтересовался позавчера, перед отправлением обоза в Ригу, а чем грозит такое брату Сильвестру, если вскроется его отступничество от корыстолюбия