Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

до утра), тан бросился к Га-алу, вскинув на изготовку палицу. Остальные всадники тоже слезали на землю и спешили вслед за ним, чтобы повязать пленников. Три здоровых гаринафина льуку угрожающе рыкали, и два плененных зверя в ужасе мычали. Они съежились, приняв позу покорности, – так обычно ведут себя скакуны, чьи наездники полностью прекратили сопротивление.

Аратен громко свистнул.

Га-ал, его прежний скакун, повернулся к нему и замычал, дав понять, что узнал бывшего хозяина.

Сердце у тана подпрыгнуло от радости. Может, потому Таквал и не сумел оказать должного сопротивления, что Га-ал отказался ему подчиняться? Хотя гаринафин этот и был воспитан по жестокой системе льуку, однако он провел с Аратеном несколько месяцев и, видимо, за это время успел к нему привязаться.

Аратен резко остановился рядом с тушами Га-ала и Алкира и, впервые сумев ясно разглядеть в наступающих сумерках всадников на спинах обоих гаринафинов, удивленно разинул рот.

Все они безвольно обвисли в сетках. Ни один из шлемов-черепов не шевелился.

Оправившись от изумления, Аратен поднялся по сетке Алкира и добрался до седла наездника. Схватив сидящего там человека за плечо, он развернул его к себе. Застыв на миг в пораженном молчании, тан выругался, а затем рассмеялся, хотя в смехе этом веселья не было и в помине, только глубокая печаль и полнейшая безнадежность.

Вместо мускулистого плеча пальцы Аратена нащупали кривую ветку, обернутую в звериную шкуру; вместо лица Таквала взгляд его уперся в пустые глазницы оленьего черепа.

Все всадники на гаринафинах оказались ненастоящими. То были человекоподобные каркасы, которые соорудили из легких веток и палок, прикрыв мехами и кожами. Пустые звериные черепа заменяли головы.

Теперь все встало на свои места: так вот почему спасающиеся бегством гаринафины летели легко, словно бы и не везли груз; вот по какой причине всадники не отвечали на выстрелы, а боевые скакуны не оказывали никакого сопротивления.

Аратен поднял взгляд и увидел, что Га-ал изогнул длинную шею и смотрит на него. В его лишенных зрачков глазах тан прочитал намек на эмоции, которые считал недоступными для столь тупого животного: жалость и насмешку.

Аратен все смеялся и смеялся, не в силах остановиться. Размазывая бегущие по щекам слезы, он не обращал внимания на вопросы приспешников, желавших получить от него дальнейшие указания.

А какие тут могут быть указания? Все пропало, теперь уже ничего не поделаешь. Его судьба решена. Вскоре сюда прибудут другие льуку, и ему предстоит испытать на себе правосудие Кудьу Роатана. Пэкьу наверняка решит, что он действовал заодно с Таквалом, что они вместе разработали этот хитроумный план, позволивший агонскому вождю ускользнуть. Возражать и оправдываться бесполезно. Будь у Аратена хоть сто ртов и тысяча языков, ему никогда не переубедить Кудьу. Вопреки совершенному им предательству и несмотря на все жизни, принесенные на алтарь его честолюбия, Аратену предстоит умереть как убежденному участнику мятежа агонов.

Вот почему он смеялся, однако хохот этот трудно было отличить от рыданий. Богам нравится шутить и насмехаться над смертными.

Аратен очень долго двигался кружным путем, однако все равно пришел к тому же финалу. И сейчас ему предстоит прочесть собственный приговор в холодном и безжалостном взгляде Кудьу Роатана.

Аратен не ошибся, предположив, что Таквал захочет напасть на льуку на Алкире, дав Тэре и остальным шанс сбежать на Га-але. Именно таким и был его первоначальный порыв, но принцесса убедила супруга отказаться от этого плана и заменить его другим.

Мысль использовать подсадных всадников, чтобы отвлечь преследователей, была навеяна Гегемоном, который проделал подобный трюк в Дара, чтобы захватить Дзуди. Пока Алкир и Га-ал летели на запад, уводя за собой обманутых льуку, Тэра и Таквал повели отряд пешком на восток, взбираясь на хребет гор Края Света.

– Льуку никогда не поверят, что мы добровольно вторглись на запретную территорию, во владения богов, – сказала Тэра. – Точно так же они не могли ожидать, что мы оставим своих гаринафинов. Когда никакой из привычных способов действий не приносит успеха, остается один-единственный путь – совершить что-либо невозможное, придумать нечто принципиально новое.

Таквал ожидал, что Адьулек станет возражать, сочтя подобный план кощунственным. Никому не дозволено пересечь Край Света, за исключением летящих на облачном гаринафине. Однако, к его удивлению, старая шаманка поддержала принцессу.

– Иной раз Пра-Матерь выказывает свою волю непривычными способами и вещает устами необычных посланцев, – заявила она. – Разве Афир не пыталась однажды вторгнуться в пределы богов ради спасения своего народа? Дыхание мысли принцессы обращается к нашим истокам.

Таквал лишь покачал головой, услышав это. Есть ли конец чудесам?

Закутав тела в густые меха и укрепив сердца новой решимостью, беглецы зашагали на восток, к могучим горам, чьи вершины уходили, казалось, в самое небо. Они двигались навстречу надежде, мерцавшей столь же слабо, как свет далекой звезды.

Глава 9

Тайна Танванаки

Крифи, девятый месяц девятого года после отбытия принцессы Тэры из Дара в Укьу-Гондэ (за двенадцать месяцев до открытия прохода в Стене Бурь)

Избавившись наконец ближе к ночи от Кутанрово, Танванаки осталась в Большом шатре одна и теперь могла дать волю злости.

Все разговоры с узколобой советчицей заканчивались абсолютно одинаково. Кутанрово спала и видела, как бы осуществить какой-нибудь возмутительный проект по дальнейшему очищению Укьу-Тааса от туземного влияния: под страхом детоубийства ввести строгие ограничения на число детей в семьях аборигенов; реквизировать все посевные площади под пастбища, а земледельцев насильно обратить в пастухов; упразднить административную систему из чиновников дара и низвести всех варваров до положения домашней скотины. Танванаки неизменно возражала, что подобного рода меры губительно скажутся на стремлении обратить коренное население в послушных солдат, сражающихся за Укьу-Тааса.

– Местные жители подчинятся нам, только если будут надеяться сохранить, благодаря покорности, то немногое, что у них еще осталось, – увещевала Танванаки Кутанрово. – Стоит лишь дара прийти к выводу, что им нечего терять, и тогда уже мы сами потеряем все.

Но Кутанрово постоянно давила на Танванаки, и той становилось все труднее гнуть свою линию.

Пэкьу встала, вышла на середину опустевшего Большого шатра и принялась молотить и пинать воздух, воображая, что ее кулаки и ступни опускаются на лицо ненавистной советницы. Ничто не бесит сильнее, чем спор с упертым фанатиком.

Танванаки не хотелось идти в постель, ибо Тиму в последнее время демонстрировал по отношению к супруге просто ледяную холодность. Муж полностью ушел в себя и проводил дни напролет, бормоча стихотворения классиков ано, читая историю и уча их дочь Дьану бог весть чему. С женой он заговаривал только для того, чтобы