Ложная девятка 8 - Аристарх Риддер

Sport» (Италия):«Заваров доказал, что является одним из лучших полузащитников мира. Его физическая мощь в сочетании с техникой делает его идеальным игроком для современного футбола. „Барселона“ сделала грандиозную покупку. Дважды.»

«Советский спорт»:«Триумф! Невероятный, сказочный, исторический триумф! „Торпедо“ — обладатель Кубка чемпионов! Сергеев — герой финала! Заваров — наш богатырь! Это величайший день в истории советского клубного футбола!»

ЗАВТРА В «MUNDO DEPORTIVO»:

Интервью с Сергеевым и Заваровым из Вены

Фотогалерея: Барселона празднует всю ночь

Круифф: полная программа реформ «Барселоны»

Нуньес о планах на трансферное окно

Слава и Алекс: история одной ночи

Més que un club. Больше, чем клуб.

27 мая 1987 года эти слова обрели новый смысл.

¡Visça Barça! ¡Visça Catalunya! ¡Visça Slava y Alex!

Глава 12

Самолет начал снижаться над Подмосковьем, и я прижался лбом к холодному иллюминатору, пытаясь разглядеть знакомые очертания Москвы. Май. Город внизу был зеленым, живым, летним.

Кубок чемпионов стоял на соседнем сиденье, пристегнутый ремнем безопасности. Я протянул руку, коснулся его пальцами. Холодный металл, гравировка, массивные ручки. Мы везли его домой. Первый советский клуб в истории, который выиграл главный европейский трофей.

Колеса коснулись полосы Шереметьево ровно в 15:40 по московскому времени. Легкий толчок, рев двигателей на реверсе, замедление. Я выдохнул и посмотрел на ребят. Заваров сидел с закрытыми глазами, но по лицу было видно, что не спит. Муштруев сидел постукивая пальцами по подлокотнику. Харин листал какой-то журнал, не читая. Горлукович жевал жвачку, глядя в потолок. Все нервничали. По-хорошему нервничали.

Самолет развернулся, покатил к терминалу. И тут я увидел то, что заставило меня замереть. К трапу подъехала целая делегация. Человек двадцать, не меньше. Камеры на штативах. Микрофоны. Ковровая дорожка от трапа до здания терминала. Красная, торжественная, какую обычно расстилают для иностранных делегаций.

Год назад, когда сборная вернулась из Мексики с чемпионата мира, встреча была грандиознее. Тогда весь Шереметьево превратился в один большой праздник. Оркестры, знамена, тысячи людей. Но тогда речь шла о мировом первенстве, о триумфе всей страны, о золоте, которого так долго ждали.

Сейчас масштаб был поменьше. Это всего лишь клубный турнир. Пусть и самый престижный в Европе. Пусть и впервые в истории советского футбола. Но все равно масштаб не тот. И все равно ковровая дорожка лежала. И делегация ждала. И камеры были готовы снимать.

Самолет остановился. Двигатели затихли. Я расстегнул ремень безопасности, поднялся, взял Кубок чемпионов. Тяжелый, килограммов восемь, не меньше. Но держать его было легко. Это был самый легкий груз в моей жизни.

Стюардесса открыла дверь, и в салон ворвался майский московский воздух. Теплый, влажный, пахнущий бензином и цветущими тополями. Я вдохнул полной грудью и улыбнулся. Домой. Мы вернулись домой.

Я вышел на трап первым. Кубок чемпионов в руках, перед собой, чтобы все видели. И тут же вспышки фотокамер ослепили меня, как прожектора на ночном стадионе. Щелк-щелк-щелк-щелк. Непрерывный треск затворов. Я зажмурился, моргнул, привыкая к яркому свету.

Сделал шаг вниз по трапу. Еще один. Ступени скрипели под ногами. Внизу, у ковровой дорожки, стояла делегация. Я узнавал лица. Официальные лица. Костюмы, галстуки, значки на лацканах.

Впереди стоял Валерий Тимофеевич Сайкин, председатель Моссовета. И он всегда был в идеологически верном костюме и галстуке, в типичной униформе правоверного советского руководителя

Но сейчас Валерий Тимофеевич стоял передо мной в футболке «Торпедо». В игровой футболке. С черно-белыми полосами. С номером девять на спине. Моим номером.

Я замер на мгновение, глядя на него. Сайкин улыбался широкой, искренней улыбкой. И в этой улыбке не было ничего официального. Только радость. Чистая, неподдельная радость.

Я спустился вниз, ступил на ковровую дорожку. Валерий Тимофеевич шагнул вперед и крепко, по-мужски обнял меня. Кубок чемпионов оказался зажат между нами, но нам было все равно.

— Молодец, Слава, — сказал он мне на ухо. Голос дрожал от эмоций. — Ты сделал грандиозное дело. Грандиозное, понимаешь?

— Мы, — поправил я. — Мы сделали. Вся команда.

— Да, вся команда. Но ты первый. Ты капитан. Ты лицо. И ты привез нам Кубок.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза. У него самого глаза блестели. Я понял, что сейчас, в этот момент, передо мной стоял не председатель Моссовета, не чиновник, не партийный функционер. Передо мной стоял болельщик «Торпедо». Простой болельщик, который всю жизнь любил свою команду и сейчас плакал от счастья, потому что его команда стала лучшей в Европе.

Остальные игроки спускались следом. Заваров, Харин, Горлукович, Добровольский, все остальные. Каждого встречали овациями. Каждому жали руки, обнимали, хлопали по плечам. Стрельцов спустился последним, и овация стала еще громче.

В ЗАле прилёта, куда мы попали через очень короткий промежуток времени, родные пограничники в этот раз сделали всё очень быстро встреча продолжилась:

Людское море. Черно-белое море, бурлящее, шумящее, живое. Зал прилета был забит людьми. Не просто забит. Утрамбован. Болельщики «Торпедо» заполнили все пространство, какое только могли. Они стояли плотной массой, плечом к плечу, и большинство было в футболках команды. Тысячи футболок. Черно-белые полосы, как зебры в саванне.

Я держал Кубок, смотрел на это черно-белое море в зале прилета и чувствовал, как внутри разливается тепло. Не просто удовлетворение от победы. Что-то большее. Благодарность. Любовь. Понимание того, что я здесь, сейчас, в этом месте не случайно.

* * *

От аэропорта до Лужников мы в клубном «Икарусе». Я сидел у окна, Кубок чемпионов стоял на коленях. Холодный металл согревался от моих ладоней.

Автобус выехал из Шереметьево, повернул на Ленинградское шоссе. И тут я услышал гудки. Много гудков.

Я обернулся, посмотрел в заднее стекло. И увидел процессию.

За нашим автобусом ехала колонна грузовиков. Десятки грузовиков ЗИЛ-130. Знаменитые зиловские грузовики, рабочие лошадки советской экономики. Синие кабины, открытые кузова. И в каждом кузове — болельщики. Человек по двадцать в каждом. С флагами, с транспарантами, с барабанами. Они стояли в кузовах, держались за борта, кричали, махали руками. Черно-белые знамена развевались на ветру. Барабаны гремели ритмично, мощно.

Вся колонна двигалась за нами. Грузовик за грузовиком, машина за машиной. Я начал считать и сбился после двадцати. Их было больше. Намного больше.

— Ничего себе, — протянул Заваров, глядя в заднее окно. — Такого я не ожидал.

— Они нас любят, Саня, — усмехнулся Кобзев. — по настоящему любят

— Это не просто любовь, — сказал Горлукович. — Это безумие. В хорошем смысле.

Я молчал. Смотрел в окно на эту процессию и думал о том, как все устроилось.