Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Ортрун нравились разные эффектные штуки. Несколько лет назад она заказала себе красивый латный доспех с закрытым шлемом, в котором ее легко принять за мужчину, и с булавой наперевес «спасла» от собственных людей, одетых под хаггедцев, двух служак с пограничной заставы. Чуть позже, когда стало ясно, что вся эта схема не даст нужного результата, Ортрун решила подразнить врагов, сделав из своих воинов «стаю», которую не сможет подчинить себе ни один колдун – с тех пор большая часть коней в замковых стойлах вороной масти, а гетман и хорунжие, выезжая за ворота, крепят к задним лукам седел изогнутые крылья из длинных вороньих перьев на деревянных рамах.

«Когда соберемся ехать в Бронт, я велю сделать такие для всех, включая прислугу, – грозилась госпожа Фретка. – И повесим их прямо за спины. Пусть эта хаггедская дрянь посмотрит на нас и подавится своими фортелями».

Модвин смотрел сейчас, как шеренга хорунжих во главе с гетманом лениво размахивает черными крыльями в такт конскому шагу, и ему казалось, что посланница Ясинта вряд ли оценит идею по достоинству. У него оставались сомнения и насчет берстонского имени, которое Ортрун дала Сааргету три года назад, но за все это время он их так и не выразил. Гоздаве новое название нравилось, Освальду было плевать, а Модвина никто не спрашивал.

Всадники двигались по широченному природному коридору – вдоль леса с одной стороны и спящих виноградников с другой. Низко висело над ними рассветное небо, похожее на растертый желток. Угловатая тень Вороньего Когтя уже угадывалась вдалеке.

– Почти дома, – выдохнул Збинек и дружески похлопал ворчащего коня по шее.

– Угу, – буркнул в ответ Венжега, делая большой глоток из бурдюка. – И опять за старое.

– Что, Вильма? – поинтересовался Бальд.

– Угу.

– Обереги?

– Они, чтоб их, самые. По всему, сука, дому. Ложишься с дороги в кровать и полночи вытряхиваешь сраные кроличьи лапы из всех щелей, – изливал душу хорунжий. – Я говорю-говорю, да все без толку. Уперлась рогом. Дурная баба.

– Да уж, – усмехнулся гетман, – женщине бывает проще уступить.

– А с твоей-то что? – сморщив лоб, спросил Венжега.

Все негласно условились делать вид, будто не подозревали, как часто Гоздава предлагал Ортрун выйти за него замуж и как упорно она ему отказывала. Но Збинек вдруг заговорил о другом:

– Я хотел еще детей, но она сказала, хватит.

– У тебя ж четверо, тебе мало?

– Ну, можно было бы десяток. Чтобы, знаешь, полная хоругвь.

Венжега заклокотал, потом закашлялся и выпил еще воды. Бальд из Нагоски улыбнулся, млея с закрытыми глазами на неласковом свету. Крынчик весело посматривал на старших товарищей, пока не пересекся взглядом с Модвином – тогда хорунжий снова опустил голову и ушел в раздумья.

Подумать есть о чем. И Модвину тоже.

Он целый месяц провел вне дома – прежде не приходилось так надолго его покидать. Теперь Модвин хотел бы хоть что-нибудь почувствовать, приближаясь к родным стенам. Сааргетская башня медленно росла впереди, как голый ствол без ветвей и листьев, и не вызывала ничего, кроме давящего ощущения собственной никчемности.

За прошедший месяц Модвин понял только одно: где бы ты ни был, в какую бы сторону ни отправился, от себя самого никуда не деться. Этот простой и очевидный вывод жестко придавил его своей очевидностью и простотой. Модвин ехал домой, не расправляя плеч и не поднимая головы.

Всадники подобрались достаточно близко к замку, чтобы разглядеть широкую, недавно залитую смесью трещину на каменном зубце башни. Над зубцом этим поблескивала неподвижная фигура стражника.

Гоздава задрал бритый подбородок, сощурился и пророкотал:

– Это кто там наверху дрыхнет? Ну-ка, ребята, разворошим гнездо! Заведи чего-нибудь, Лефгер, – обратился гетман к единственному из хорунжих, который родился и вырос в Сааргете.

– Винодельную? – охотно откликнулся тот.

– Можно и ее. Знаешь «Солнцеву дань»?

На вопрос Гоздавы никто не ответил, и Модвин вдруг понял, что тот обращался к нему.

– Только припев, – соврал он, внутренне стыдясь того, что совершенно не был заинтересован в семейном деле и связанных с ним вещах.

Кое-что о винограде Модвин, конечно, знал – совсем избежать этого никак бы не вышло. Он понимал смысл песни, которую бодро и во весь голос запел Лефгер, хотя никогда не пытался запомнить ее слова. «Солнцевой данью» звали ту часть вин, что покидала стены дубовых бочек через тонкие поры дерева – обычно так пропадала примерно двадцатая доля. Первенец Матушки испокон веков брал свое, не спрашивая разрешения. Существовало поверье, что однажды Солнышко напьется допьяна и не удержит в себе вино, отнятое у людей за все времена, и тогда на землю прольется красный дождь. Хорунжие с новобранцами пели об этом песню, а Модвин думал, что не хотел бы под такой дождь попасть – вонь наверняка должна быть отвратительная.

Звук долетел до вершины башни и расшевелил задремавшего стражника. Когда конь Гоздавы ступил на мост через ров, зашевелились и замковые ворота.

Двор заключил их в тесные объятия. Конюхи слетелись к центру, как мухи. Управляющий исполнил поклон и лично принял поводья у гетмана, тут же, впрочем, передав их другому слуге. Модвин прошел вслед за Збинеком в глубину двора, где на торопливо подмигнувшем миру солнце блеснул алый отсвет драгоценного рубина.

Ортрун сделала шаг навстречу и молча протянула Гоздаве руку. Он взял ее ладонь в свою и поднес к губам, а потом, как будто бы уже отпуская, вдруг притянул Ортрун к себе и жадно поцеловал. Она отстранилась, посмотрела на него исподлобья и сказала:

– Ты нарываешься.

– Я соскучился, – улыбнулся Збинек.

Ортрун тяжко вздохнула и задрала голову, позволяя ему еще один короткий поцелуй.

– Я тоже, – сказала она. – Как успехи?

Задавая вопрос, Ортрун кивнула и Модвину, будто обращалась к ним обоим сразу, но отвечал все равно Гоздава:

– Негусто, но остатки сладки. Хоругвь набрали. Поставлю над ними Крынчика.

– А его люди?

– Разведу по Мышецким.

– Не поздно?

– До зимы-то? Притрутся, не переживай.

Ортрун улыбнулась, но тут же снова посерьезнела.

– А моя просьба?

– Все в лучшем виде, – ответил гетман.

– Хорошо. Спасибо, – поблагодарила сестра, мельком глянув на Модвина. – Дивиш распорядится, людей накормят и разместят.

– Выйдешь к ним? Обожаю смотреть, как ты это делаешь.

– Тетрам приболел, – мотнула головой Ортрун.

Збинек нахмурился и вопросительно кивнул.

– Ничего серьезного, но я лучше побуду с ним. Пусть хорунжие объяснят, как у нас здесь устроено.

– Ну, для меня, – попросил Гоздава, все еще не отпуская ее руку.

– Ладно, сейчас приду, – сказала Ортрун и выскользнула из его хватки,