Первая кудесница Империи - Колин Ви

И в этот момент она появилась — выбралась из-под прилавка с корзиной, полной стеклянных баночек.

— Госпожа, желаете попробовать новое варенье? Вишнёвое, с лимонной цедрой, — предложила она.

И правда — варенье выглядело безумно аппетитно.

— Как вкусно звучит! — я улыбнулась ей ещё шире.

Передо мной стояла женщина лет тридцати — с неторопливыми, уверенными движениями и таким взглядом, будто на её плечах весь мир, но сдаваться она даже не думает.

Тёмные волосы были собраны в низкий узел, из которого выбились несколько прядей — небрежно, но красиво. Щёки порозовели от тепла, губы тронула мягкая полуулыбка.

— У нас, барыня, есть ещё облепиховое с мёдом, — сказала она, чуть склонив голову. — Но это для тех, кто умеет ценить терпкость.

Её голос был низким, с хрипотцой, как у сказочницы, у которой за каждой банкой — история. Хотелось просто подставить ладони под этот голос.

Она ловко достала баночку с золотистым узором, поставила на прилавок и добавила:

— А если сегодня хочется капли дерзости — вот малина с мятой. Холодит душу, но приятно. Сама бы ела, не останавливаясь... да только детю не по нраву кислятина, — она улыбнулась и, слегка смутившись, погладила живот, а потом быстро убрала руку.

На ней было простое серое платье с зашитым у подола швом — чистое, но поношенное. Тонкий серебряный крестик на шее. Руки — трудовые, не знавшие отдыха. Но движения — точные, будто каждый день раскладывает не просто товар, а настроение.

И в этой лавке, среди банок, крышек, этикеток и ароматов, она царила не хуже императрицы на балу.

— Дайте всё, кроме малины. От неё у меня аллергия. В два счёта становлюсь красным гелевым шаром, — махнула я рукой и присела на круглый табурет у старенького низкого стола.

Если предлагают полакомиться домашним вареньем — кто я такая, чтобы отказываться?

— Значит, малину вычёркиваем, — пробормотала женина, аккуратно перекладывая банку в сторону. — А вот крыжовник с ванилью — чистая ласка. Нежный, не спорит. А это — абрикос с цедрой и капелькой настойки. Только тс-с, — подмигнула, — для настроения.

Мы обе рассмеялись, и на секунду весь мир сузился до этой лавки — сладких ароматов, тёплого света и ощущения, будто за этими стенами нет ни Петербурга, ни тревог, ни спасательных операций. Только женщина, которая варит варенье, и другая — которая, наконец, пришла в себя.

Глава 33 Прогулка или спасательная операция?

Я размякла под тёплыми солнечными лучами. Они так красиво заполнили помещение, что напомнили мне о родительской кухне. Мои очень любят свет и постарались сделать такие широкие окна, чтобы ни один угол в доме не оставался темным. Интересно, как они там? А ещё пришла мысль, что эта их тяга к свету и большим окнам — не просто так. Только сейчас начинаю понимать: мое влияние было куда больше, чем я бы того желала.

Незаметно закончился отвар. Я грустно посмотрела на мелкие частички трав на дне кружки и вдруг отчаянно захотела, чтобы этот сладкий, беззаботный миг продлился ещё немного.

— Хотите, я вам ещё налью отвара? — незаметно подошла беременная женщина. — Вы моя первая покупательница, и мне хочется вас порадовать, — в руках женщина держала белый чайник из тонкого фарфора с росписью в виде мелких позолоченных лилий.

Слегка дрожащей рукой она налила горячий отвар и, не дожидаясь ответа, развернулась к прилавку. Но у меня внезапно возникло необъяснимое желание узнать больше об этой молодой женщине, владеющей собственной лавкой. Что-то в этом было необычным — особенно для времён Российской империи.

Я мягко улыбнулась и пригласила ее к столу:

— Составьте мне компанию, Лизи. Сегодня, можно сказать, мой первый день на свободе, — хихикнула. — Даже не надеялась, что найду такое замечательное место в небольшом селении, — заговорила, как с давней подругой. А ведь у меня их было так мало… да и со временем и те исчезли.

— Как… как вы узнали мое домашнее имя? — женщина упала на скамью и сцепила пальцы в замок. — Лиззи… так меня называла мама, — её глаза наполнились слезами.

Я поспешно открыла ридикюль и протянула ей белый платок с инициалами Полины:

— Простите, пожалуйста! Я не хотела вас обидеть. Вот, держите… Наверное, вы в начале представились, а я со своей напористостью просто вас запутала. Простите еще раз! — дрожащими руками я начала судорожно застегивать пальто.

Боже… почему опять?! Я ведь даже не поняла, как взглянула в её прошлое. Нить судьбы сама собой легла мне в ладони. А ведь всё так хорошо начиналось. Она мне действительно понравилась — даже промелькнула мысль о дружбе.

Лизи догнала меня у самой двери и схватила за локоть.

— Нет, постойте! Наверное, я неправильно среагировала… Вы должны меня простить. Просто с того самого момента, как мама вернулась к себе на родину, вся семья вычеркнула её из памяти. И вместе с ней — мою жизнь, её любовь ко мне… и то как ласково она меня звала. На самом деле меня зовут Милица, как и мою бабушку и бабушку моей бабушке.

Крупные слёзы катились по её раскрасневшимся щекам, и во мне пробуждался целый ураган сочувствия к загубленному детству этой юной, такой несчастной женщины.

— Мне так жаль…

— Не надо меня жалеть! — упрямо замотала она головой. — Лучше посидите со мной ещё немного. От вас исходит такое тепло… Я так давно его не чувствовала. Вы мой первый покупатель… не только за сегодня. Первый за всё то время, что я держу эту лавку, — быстро-быстро заговорила Лизи, подталкивая меня обратно к столику.

Она тут же развернула бурную деятельность, и вместе с тарелками варенья на столе появились домашние пряники и не менее вкусная пастила. Мне даже показалось, что она всерьёз решила откормить худую барышню.

Время потекло уже совсем иначе. Мы шутили, смеялись, говорили о жизни. В основном Лизи рассказывала, как стала хозяйкой лавки — и как скоро может её лишиться. Мне тоже хотелось поделиться своими переживаниями, но я ограничилась фразой, что безответно влюблена. Кажется, впервые произнесла это вслух.

Оказалось, Лизи — жена простого жандарма. А лавка ей досталась по наследству от покойной тёти, которая сделала всё возможное (и невозможное), чтобы отомстить отцу, то есть деду Лизи — барону Григорию Осиповичу Делессеру.

— Дедушка не смог принять выбор тёти — Летиции Григорьевны Делессер. Будучи молодой и мечтательной барышней, она полюбила юного польского поэта и сбежала с ним в дальние края. Дед затаил злобу на всех приезжих и,