"Фантастика 2025-170". Компиляция. Книги 1-30 - Анатолий Анатольевич Логинов

Прямо посреди схватки закрываю глаза, сосредотачиваюсь и – словно все затихло кругом и нет боя, нет никакой войны – начинаю шептать. Держу холодный адуляр у груди, вихри воздуха треплют волосы, и я не вижу ничего вокруг, и просто произношу знакомые слова.

Читаю древнюю молитву, не замечаю, как мы перестаем падать и поднимаемся ввысь, только в конце открываю глаза и вижу: кобальтовый дракон возносит меня в небо в свете полной луны.

Заклинание льется песней, пока у набережной разносится пожар, истлевают гектары парка, гремит гроза – гроза войны. Крики и выстрелы оглушают, закручиваясь в бесконечное эхо. Я шепчу, не сбиваясь, пока последняя буква не оказывается произнесена. После – напористой волной накатывает легкость. Прилив освобождения проносится по телу, я чувствую какое-то необычайное тепло. Моя рука, израненная кинжалом, больше не болит, я вглядываюсь в небо, надеясь, что вот-вот увижу, как рассеивается глубокий синий сумрак ночи, и осенний ветер словно подхватывает не только мои мысли, но и меня саму.

Я почему-то больше не держусь, сильное дуновение увело меня куда-то в сторону, и теперь меня несет по хребту к широкому крылу. Не понимаю, совершает ли Ян очередной маневр, сбрасывая меня снова, но я соскальзываю с его спины. Уже соскользнула. Я срываюсь с дракона, как с борта палубы во время шторма, и падаю в открытое воздушное пространство, низвергаюсь с неба прямиком к каменной плитке, устилающей набережную, в свободном полете.

Тепла становится все больше. Мне очень жарко, в груди начинает жечь, там рождается неожиданная боль.

Воздушные массы не удерживают меня, ребра горят, а конечности, наоборот, леденеют. Земля уже близко, я ничего не понимаю, но не боюсь, все происходит быстро, и я не успеваю испугаться.

Не пугаюсь, пока не хватаюсь за распирающие изнутри ребра и не ощущаю вверху живота нечто липкое и горячее – собственную кровь. Взираю на руки – они алые. Я ранена. Не получается осознать это до конца. И в самый последний момент перед соприкосновением с асфальтом меня хватают сильные руки Яна, прижимая к себе. В пелене его магического тумана мы продолжаем падать, дракон чуть смягчает жесткое приземление. Но оно все равно резкое.

Я откатываюсь, и меня относит на несколько метров в сторону.

Ничего не чувствую, никаких ощущений в теле нет. Вокруг пыль, сажа и огонь – как в пекле. Мне кажется, я должна улавливать запах гари и чего-то раскаленного, но осязание и обоняние пропали. Вижу лишь, как Ян поднимается на ноги, быстро настигает меня и падает на колени. Я не могу пошевелиться, не получается ни приподнять голову, чтобы повернуться к нему лицом, ни пошевелить даже пальцем. Ничего не могу сказать, лишь смутно уясняю, что авиация в небе сделала свое дело: случайные пули, просвистев, все же попали в цель, задев меня.

Ян подхватывает меня, приобнимает за плечи и укладывает мою голову к себе на колени. Его ладонь опускается к моим ключицам. Кажется, я даже не моргаю. Его лицо каменное, но я знаю – он может меня спасти. Как делал всегда. Во мне по-прежнему нет страха. Однако Ян почему-то до сих пор бездействует.

Сквозь мрак к нам пробирается кто-то знакомый. Валентина. Она тоже падает на колени – на асфальт – возле нас. Я предвижу, что сейчас кто-то из них достанет колбы с живой и мертвой водой и произнесет заклятие. Но ошибаюсь. По какой-то неизвестной причине они упорно ничего не делают.

Над головой, там, где застыло каменное лицо Яна, замечаю проблеск света в ночи – более голубого оттенка неба. Оно начинает светлеть.

Хочу сказать Яну, ведь он не видит, прикованный нерушимым взглядом к моему лицу, но голос не рождается в горле. Губы не шевелятся. Мне все еще больно, но боль какая-то притупленная, будто призрачная. Будто я вовсе не чувствую ее, а лишь помню отголосок. И об этом мне не сообщить. И Ян… Почему он не помогает? Почему не достает магическую воду, ведь она у него при себе, сомнений нет.

А затем наконец прозреваю. Неожиданно натыкаюсь на ответ. Догадываюсь по слезам Валентины, выступившим на лиловых глазах. По лицу Яна, белому как мел. Безэмоциональному, отсутствующему, опустошенному. Он спас бы меня, непременно, если бы такое было возможно. Однако… У меня ничего не осталось, кроме мнимой, нереальной, воображаемой боли. Я ничего не могу сказать. Не моргаю. Как будто не дышу. Потому что…

Я умерла.

Еще в полете. Или в момент падения.

Я мертва.

А боль – я просто ее помню. Мозг все еще функционирует, хотя сердце перестало биться. Внутренние системы организма отключились, но мозг еще не успел. Потому что всегда перестает работать последним, погибая медленнее. Значит, вот что мы видим последним, когда умираем – слезы близких, горюющих об утрате, скорбных лица родных.

Но грудь уже не вздымается, а кровь навсегда замирает в венах. Мы уже не живы, но еще недолго все понимаем. И наблюдаем. Мы все еще рядом, когда они думают, что нас уже нет.

Ян молчит. Мягко проводит ладонью по моим ключицам у основания шеи, и призрачная боль стихает почти полностью. Будто стирается воспоминание о ней, и остается лишь малая незначительная часть, уже не приносящая страданий. Не знаю, почему он так поступает, да и действительно ли он понимает, что я еще здесь и мне это необходимо.

Мокрые дорожки слез стекают по щекам Валентины. За ее спиной появляется Гай, целый и невредимый. Вот и хорошо, ведь теперь я могу не волноваться за него. Утро еще не наступило, битва разворачивается прямо возле нас, и вдруг посреди этой бури возникает голос, слишком знакомый. Хриплый и низкий, который я, если честно, больше не ожидала услышать.

Велес. Он тоже здесь. Видит меня, точнее, мое бездыханное тело, распростертое на коленях у Яна. Мертвое.

И видит волков, подбирающихся, еще не обращенных навечно в человеческие образы, не скованных из-за луны, которую пока не стер рассвет. Густые брови сведены на переносице, лицо сурово, он что-то говорит, разочарованно качает головой, и до меня уже не доносится потерянный смысл.

– Что ж, была не была! – с интонацией гневной решительности восклицает он. Стучит о каменную плитку посохом, и столбы ослепляющего света извергаются при соприкосновении с поверхностью асфальта.

Велес вмешивается в эту войну, чего никогда не собирался делать, отгоняя оборотней на десятки метров, разделяя, словно чертой, их и нас. Кусок набережной