Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

class="p1">Эта часть лаборатории – только ее территория; даже Рид опасается сюда заходить. Никто не знает, какие ужасы она создает в своих кабинетах и что сделают эти создания, если кому-нибудь вздумается вывести их на свет. Рид – ее хозяин, она не может прямо ослушаться его приказов. Она оставит этим отвратительным кукушатам с дурацкими именами и телячьими глазами их жалкие жизни, по крайней мере пока. Пока он не поймет, как мудро то, что она предлагает.

Однажды он поймет, почему она так сильно их ненавидит, всех из этого ужасного поколения, выращенного вдали от лаборатории, под всевидящим оком неумолимого солнца. Однажды он поймет, что она все время была права. А пока…

Она открывает дверь в свою лабораторию – белую комнату с множеством ярких ламп на потолке. Внутри корчится и воет привязанная к стулу Эрин, а несколько лаборантов с серьезными лицами стоят вокруг нее и что-то записывают.

– Вон, – резко бросает Ли. – Рид устроил беспорядок у двери. Приберитесь.

Они уходят, не сказав ни слова. Они знают свое место. Быстро подойдя к девушке, Ли опускается на колени и касается ее лица. Эрин замирает.

Перед лицом боли, природу которой она не может понять, она отчетливо чувствует опасность.

– Привет, дорогая, – говорит Ли и улыбается. – Пора.

Срыв

Лента времени: 8:15 EST, 5 сентября 2003 года (три года спустя)

В сентябре Кембридж прекрасен. Погода не всегда благоволит – в иной год весь месяц напролет идет дождь, порой можно поскользнуться на обледеневшем тротуаре, – но осенний город великолепен. Прислонившись к старому клену у ограды кампуса, Роджер курит и смотрит, как в двери вливается поток девятиклассников; звучит предупреждающий звонок, Роджер ухмыляется. Ученик выпускного класса, да еще и один из самых умных в школе, обладает определенными привилегиями. Например, можно начинать день со свободного урока. Он находится на территории школы, не прогуливает и не опаздывает, так что может заниматься, чем хочет.

Большинство ребят ставят свободный урок в конце дня – чтобы побыстрее уйти домой. Он их понимает. Но у него по утрам есть важное дело, которое нельзя перенести, поэтому он предпочел освободить первый урок. Кроме того, на последнем, седьмом уроке он ходит на американскую историю вместе с Элисон – она решила в последний год взять как можно больше предметов, – и ему нравится, что есть повод провести время с ней. Хотя обоих вполне удовлетворяют их отношения, они собираются поступать в разные университеты и хорошо понимают, что у их пары нет шансов выжить после окончания школы. Они не влюблены. Может, когда-то были, но эти чувства уже давно переросли в дружбу и физическое влечение. Им этого более чем достаточно.

Роджер делает последнюю затяжку и, бросив окурок на землю, растирает его каблуком. Затем спокойно закрывает глаза. 8:20 здесь – 5:20 в Калифорнии, Доджер должна проснуться через три… две…

– Доброе утро, засранец, – сонно бормочет она. Она всегда такая, когда просыпается.

Им не слишком удаются попытки ложиться спать вовремя, но он, во всяком случае, старается отводить на сон по крайней мере пять часов в сутки – хотя бы для того, чтобы не забывать, как спрягаются неправильные глаголы. А Доджер, когда он последний раз ее спрашивал, спала в лучшем случае три. Неизвестно, сколько еще она продержится с таким графиком. При этом он не сомневается, что никакие его слова не заставят ее спать больше.

Теперь они ссорятся чаще, чем в детстве. Отчасти потому, что стали другими: менее гибкими, более взрослыми; они уже не готовы принимать на веру все, что им говорят. Отчасти потому, что она так и не простила его за то, как он оборвал контакт. Она говорит, что простила, но он знает, что она врет, а она знает, что он это знает, но никто из них ничего с этим не делает, потому что они сомневаются, что с этим можно что-то сделать. У них особенная связь, и это хорошо звучит на словах, но на деле от этого не легче: они не телепаты – он не может прочитать ее мысли и подобрать правильные слова, чтобы она поверила, что он сожалеет, что всегда будет сожалеть и что он бы все изменил, если бы только мог. Она тоже не может видеть его мысли. Они могут только проникать в головы друг друга, словно по самой необъяснимой телефонной связи на свете.

(По крайней мере, теперь они могут друг от друга отгородиться. Запереть ментальные двери, навесить ментальные замки и обрести хоть какое-то уединение. В детстве у них это не получалось. Да и сейчас приходится прилагать усилия. Простого «не хочу» недостаточно. Нужно активно сопротивляться, а это утомительно. И еще они не чувствуют друг друга так же, как раньше. Он не чувствует, что она устала. Она не чувствует, что он кивает. Что-то исчезло в долгой пропасти их разлуки, и он не знает, хочет ли это вернуть.)

Если бы они смогли провести хоть какое-то время рядом, в одном и том же месте, все было бы иначе. Он в этом уверен. Она все еще его лучший друг, и, если бы они могли просто побыть в одной комнате, даже не разговаривая, ничего не делая – просто сосуществуя, они могли бы оставить прошлое позади. Он знает, что у них получилось бы.

– Доброе, – отвечает он. – Мы снова забыли поспать?

– Ну, я не прямо забыла, – говорит Доджер. – Просто у меня были другие дела.

– Другие дела?

– По телевизору показывали все части «Кошмара на улице Вязов».

Роджер вздыхает.

– Ты говоришь, что не читаешь книги, потому что в книгах сплошной обман. Как тебе могут нравиться стремные фильмы ужасов? Ты пытаешься наказать меня за мои грехи?

– А то, – отвечает Доджер. – В любом случае ты же не видишь мои кошмары. Как бы ты узнал, что я пытаюсь тебя наказать? Просто радуйся, что мне хоть что-то нравится.

– Когда ты столько не спишь, ты совсем не подарок.

– Это правда. – Она зевает. – Кто сейчас за главного?

– Ты. Я уже в школе.

– Везучий хрен, гуляешь целый урок. – Она открывает глаза, и его взору предстает потолок. Пластиковых звезд больше нет, теперь это темно-синее поле, расчерченное светящейся краской. Доджер нарисовала у себя на потолке карту звездного неба. Это чудесно. Иногда, когда Роджер не может заснуть, он просит ее выключить свет и дать ему посчитать нарисованные звезды. Каждый раз он проваливается в сон раньше, чем успевает досчитать до конца.

– У тебя тоже мог бы быть свободный урок, если бы ты полдня