Изгой Высшего Ранга II - Виктор Молотов

телефоне. Новенький смартфон работал отлично: не глючил, не тормозил, не перегревался. После той развалюхи, что была раньше, это казалось каким-то чудом техники.

Моё интервью вышло сегодня утром. «Россия без компромиссов» выложила полную версию на сайт ровно в восемь ноль-ноль, как и обещали. Журналисты сохранили максимальную точность, оформив всё в виде вопросов и ответов. Никаких искажений, никакой отсебятины.

Дружинин не ошибся в этих людях, когда порекомендовал их для интервью. Они и правда оказались профессионалами своего дела, справились с оформлением и выпуском репортажа довольно быстро. Позавчера вечером мы общались, а сегодня уже всё готово.

Я открыл статью и начал перечитывать. Утром не было времени досконально всё проанализировать.

«Как вы сами считаете, Глеб Викторович, справедливо ли то, что Дар Громова выбрал именно вас?»

Помню этот момент. Борманов начал с самого каверзного вопроса, какой только можно придумать в моей ситуации. Проверял на прочность и наверняка хотел посмотреть, как я отреагирую.

Но я ответил честно, без увиливаний:

«Да. Считаю, что справедливо. Раз Дар меня выбрал, значит, я достоин. Всем нам прекрасно известно, что Дары не выбирают носителей просто так. Они должны идеально подходить своему владельцу. И в моём случае произошло то же самое».

Возможно, это звучало самоуверенно. Но это правда. Дар Громова мог достаться кому угодно из тысяч магов. Бывает, что Дары преодолевают в поисках половину планеты, пока не найдут подходящего носителя.

Но Дар тогда выбрал меня. Пустого. Того, кого все считали никем.

Значит, была причина.

«Как сильно изменилось отношение к вам после получения Дара?»

Следующий вопрос тоже оказался с подвохом.

«Кардинально. Кого-то восхищает такая перемена — из грязи в князи, как говорится. Кому-то кажется это несправедливым. Ведь многие, когда видят успехи других людей, уверены, что они больше их достойны».

Я усмехнулся, перечитывая собственные слова. Тогда, на интервью, журналисты переглянулись. Видимо, не ожидали такой откровенности и разборчивости в людях.

«Если раньше меня многие просто ненавидели как Пустого, то теперь ненавидят как Пустого, который чего-то добился. Вот и вся разница. Но помимо них большинство — это адекватные люди, с которыми я сейчас учусь и работаю».

Борманов тогда хмыкнул. А Марина Сергеевна посмотрела на меня с интересом. Журналисты к тому моменту уже явно сделали какие-то выводы обо мне. Однако своё мнение они в интервью не озвучили. Но мне кажется, я произвёл на них хорошее впечатление.

Дальше шли вопросы попроще. Про обучение в Академии. Про планы на будущее. Про практику с командой Громова.

На большинство я отвечал уклончиво. Не потому, что скрывал что-то, а потому, что сам толком не знал.

Какие у меня планы на будущее? Выжить. Стать сильнее. Разобраться с Системой. Понять, к чему готовил меня Громов. Но журналистам такое не расскажешь.

«Хотите ли вы сказать что-нибудь нашим читателям напоследок?»

Это спросила Марина Сергеевна. Финальный вопрос. Формальность, по сути.

Но я ждал именно его.

«Да. Очень хочу».

Ради этого я и назначил встречу. Ради этих нескольких абзацев в конце.

«В нашей стране существует чёткое классовое разделение. Маги, Профессионалы и Пустые. И так уж сложилось, что Пустых считают никем. Отбросами общества. Людьми второго сорта».

Я помнил, как напряглись журналисты. Они явно опасались, что я скажу что-нибудь лишнее. Что начну настраивать Пустых против всех остальных. Или же буду угрожать многочисленным обидчикам, которые есть у каждого Пустого.

«Но это неправда. Вы видите на моём примере, что Пустые могут добиться успеха. Да, мне в какой-то степени повезло получить Дар. Но даже без него Пустые — это обычные люди. Они могут освоить профессию, могут работать, могут приносить пользу. Просто им это будет чуть сложнее, чем тем, кто имел предрасположенность. Но ничем другим они от вас не отличаются».

Помню, когда я это сказал, в комнате воцарилась тишина. Все с опасением ждали завершающих слов. Возможно, уже думали, как мне объяснить, что эту часть они опубликовать не смогут.

Но в итоге я смог удивить и журналистов, и Дружинина своим спокойным ответом:

«И в следующий раз, когда вы увидите Пустого и косо посмотрите ему вслед, подумайте — хотели бы вы, чтобы к вам относились так же?»

На этом интервью закончилось. Журналисты тогда с облегчением выдохнули, искренне поблагодарили меня за встречу и обозначили, когда выйдет интервью. А также добавили, что хотели бы повторить, когда у читателей их издания накопятся другие вопросы.

Кстати, «Россия без компромиссов» выходила и в бумаге в качестве ежедневного издания, и в электронном виде. В наше время второе пользовалось куда большим спросом, поэтому интервью получило хороший охват аудитории.

Я закрыл статью и убрал телефон в карман.

— Ну что, довольны? — спросил Дружинин, сидевший рядом.

Он тоже читал интервью. Со своего телефона, при этом искоса поглядывая на меня.

— Вполне, — кивнул я.

— И чего вы этим добились? — прямо спросил он о моих намерениях.

— Зерно сомнения посеяно. Большего мне и не нужно было.

— Зерно сомнения? — куратор приподнял бровь.

— Если бы я начал агрессивно убеждать — например, не трогайте Пустых, иначе вам будет плохо, это привело бы к ещё большей ненависти, — я откинулся на спинку сиденья. — Люди не любят, когда им указывают. А так я просто попросил задуматься. Кто-то прислушается, кто-то нет. Но в любом случае это лучше, чем ничего.

Дружинин помолчал. Обдумывал мои слова.

— Если честно, — сказал он наконец, — я ожидал от вас чего-то худшего.

— Чего именно? — я повернулся к нему. — Что я скажу: «Пустые, берём вилы и лопаты, восстаём против угнетателей»?

А другого «оружия» у Пустых бы попросту не нашлось.

— Не совсем, — он поморщился. — Но близко к тому.

— Всё-таки я в своём уме, — усмехнулся я.

— Знаете, Глеб Викторович… — Дружинин повернулся ко мне. — С каждым днём я узнаю вас всё больше. И вы не кажетесь мне обычным студентом.

Странное заявление.

— А каким кажусь?

— Не знаю, — он покачал головой. — У меня сын вашего возраста. Я понимаю, что творится в головах у восемнадцатилетних парней. Девушки, тусовки, глупости всякие. А вы…

— А я бывший Пустой, — закончил я за него. — Жизнь заставила повзрослеть рано.

— В этом я вам сочувствую.

— Не стоит.

— Не терпите жалости к себе? — он удивлённо посмотрел на меня.

— А вы заделались психологом? — я улыбнулся, смягчая саркастические слова. — Нет, всё гораздо проще. Всё, через что я прошёл, сделало меня таким, какой я есть. Другой Глеб, возможно, не смог бы добиться тех же результатов.

— Мудрые слова, — заметил куратор. Дружинин явно напрягся. От меня не скрылось, как помрачнело его лицо.

— Хотите ещё