Меж авторский цикл "Боло". Компиляция. Книги1-13 - Кейт Лаумер

Олень-Семь осторожно тронул рычаг, и точка, покачиваясь, переместилась в центр голографической сцены. Он рассмеялся, как ребенок.

— Разве это не здорово? — сказала она, улыбаясь и кивая, как будто на совершенно обычной презентации.

— Как оно работает? — прорычал Олень-Семь.

— Для выстрела две высоковольтные обмотки замыкаются, и из них вылетает стержень из обедненного урана, заключенный в стальную оболочку.

— Стержни всего около фута длиной, — сказал Гэри, подходя к ним с другой стороны. — Но когда нажимаешь на спуск, это прямо так хлоп! бам! всем спасибо, все свободны! — он хлопнул в ладоши и от души рассмеялся. Пока не увидел выражение лица Первого Глашатая.

— Как оно стреляет? — сквозь стиснутые зубы спросил Олень-Семь.

Паскуа и Гэри нервно переглянулись.

— У нас всего двенадцать стержней, и мы не можем позволить себе тратить их впустую, боюсь, мы не можем позволить вам провести тестовый запуск, — Первый Глашатай презрительно посмотрел на нее, и она вздохнула. — Когда вы увидите на голограмме нужную цель, — выразительно сказала она, — нажмите пусковую скобу в верхней части рычага управления. Вот здесь и вот так.

— Ооотличнооо, — сказал Олень-Семь, как мужчина, которому возлюбленная неохотно говорит ”да“.

Он навел прицел на деревенскую церковь, небольшое каменное здание в центре площади. Он подключил питание, и обмотки начали заряжаться с низким гулом, который быстро перерос в пронзительный вой.

— Что ты творишь? — спросила Паскуа. Она знала ответ и оцепенела от ужаса.

— Проверяю ваш товар, — ответил Олень-Семь. Он нажал на пусковые скобы, обмотки лязгнули с визгом электрического возбуждения, и стержень из обедненного урана вылетел со сверхзвуковым “кррраааакккккккккккк”! от которого у них онемели уши.

На голограмме деревенская церковь разлетелась вдребезги, превратившись в груду гравия. Мгновение спустя до них донесся звук взрыва, и, подняв глаза, они увидели серо-коричневый столб дыма, поднимающийся в небо.

— Этот ублюдок выстрелил, — недоверчиво произнес Гэри.

— Ты… — начала Паскуа и замолчала. Олень-Семь и его последователи радостно кричали и танцевали вокруг нее. Она инстинктивно отступила назад, думая о бегстве, когда рука Оленя-Семь метнулась и схватила ее за запястье.

— О, останься, — сказал он, ухмыляясь, — ты же не хочешь пропустить церемонию.

Несколько индейцев схватили Гэри и потащили его к орудию. Олень-Семь потащил его за собой, и когда они достигли основания рельсотрона, он бросил его в объятия группы своих последователей. Которые заломили ему руки за спину, связали кисти, а затем поставили его на колени в грязь.

— Ты не можешь этого сделать, — в панике кричал Гэри. Спереди на его брюках цвета хаки появились темные пятна. — Если тебе нужно орудие, забирай его, — в отчаянии кричал он, выпучив глаза, наблюдая, как приближается Олень-Семь, неторопливо вытаскивая длинный обсидиановый нож. — Пожалуйста, не надо, — попросил Гэри.

Паскуа была так напугана, что не могла даже закричать. Ее помутившийся разум наполнился всевозможным бредом. Я же говорила тебе не покупать эту пушку, Гэри. Пожалуйста, не надо, нет, пожалуйста!

Последний отчаянный крик Гэри раздался, когда поднялся нож, но он не прекращался на удивление долго после того, как нож опустился.

Она увидела, как Олень-Семь высоко поднял окровавленное сердце, и подумала, значит, у тебя все-таки было сердце, Гэри. Затем она потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, окровавленное лицо Оленя-Семь улыбалось ей, а в его черных глазах плясало безумное веселье. Он провел мокрым от крови пальцем по ее лицу, и она захныкала от ужаса.

— А когда мы вернем долину Какастла, — сказал он, — мы отправим тебя обратно к солнцу. Ведь ты, несомненно, его слуга. Оно улыбнется, увидев тебя снова.

Семь дней работ по дому, подумал Джеймс. И ни единого хныка.

Либо Пауло возмужал, либо он понял, что дуться и жаловаться бесполезно. Скорее всего, последнее; парень был сообразительным — он знал, что это лучший способ заставить отца почувствовать себя подлецом. Это даже иногда срабатывало.

Он передернул затвор М-35 и, допивая последнюю чашку кофе, наблюдал за тем, как его сын тщательно гасит костер водой и землей, используя саперную лопатку. В горном лесу по утрам было прохладно; они находились на высоте тысячи метров над долиной, и здесь никогда не было по-настоящему жарко. Воздух наполнял чистый, бодрящий запах сосен, и на мили вокруг можно было увидеть голубые холмы. Как он знал по рассказам матери, в старые времена — даже до нее — деревья на большинстве этих холмов были вырублены или сожжены, а холмы затем распаханы. Он удивленно покачал головой, пытаясь представить, сколько же людей живет во всем мире.

Пауло серьезно хмурился, наводя порядок в лагере, проверяя, все ли на месте. Это придавало его лицу сходство с лицом его матери. Мария часто говорила, что Пауло мог бы обвести Джеймса вокруг пальца. Его улыбка угасла. Прошло четыре года со дня смерти жены, четыре года он пытался быть и матерью, и отцом, пытаясь предугадать, что сказала бы или сделала Мария. В каком-то смысле это помогало держать ее образ рядом с его воспоминаниями.

Пауло внезапно поднял голову и ухмыльнулся. Джеймс торжественно кивнул, закинул винтовку на плечо и повернулся к УНВ.

— Ты ведь можешь это починить, не так ли? — Пауло стоял напротив него с невозмутимым видом.

— Думаю, да. На этот раз.

УНВ были невероятно выносливыми машинами, способными работать практически на любых горючих материалах, на шести легких колесах, которые, казалось, никогда не изнашивались. Даже детали двигателя были невероятно прочными… но когда они изнашивались, у вас начинались проблемы. Таких штук больше никто не делал; в долине были механические мастерские, но они работали с металлом, а не с волоконной керамикой.

— Вот это компрессор, — начал он.

Пауло наклонился ближе, и Джеймс вспомнил такое же выражение на своем лице, когда мать впервые прошлась с ним по контрольному списку. Она была более строгим сторонником дисциплины, чем он когда-либо мог стать. Наверное, потому, что ее жизнь очень долго зависела от этого оборудования, подумал он. Ее жизнь и жизни других людей. Джеймс давно командовал ополчением долины, но еще с тех пор, как он был в возрасте Пауло, не случалось ничего, кроме пары стычек с бродячими бандитами.

Я стараюсь помнить, что это не игра, подумал он.

— Не думаю, что ему осталось долго жить, — заключил он.

Пауло поднял голову и огляделся, на его молодом лице появилось озадаченное выражение.

— Что? — спросил Джеймс.

— Слушай… — помолчав, Пауло добавил: — Как будто, люди поют.

— Или скорбят, — пробормотал Джеймс. И их там чертовски много.

Он надел шлем, пристегнул пояс со снаряжением и натянул бронежилет, который никогда не был ему