Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

галчонка, отовсюду выпирают косточки. Она ведь даже не сформировалась. Господи, что же это происходит, неужели нашлись уроды, которые могли пользоваться этим дитем для удовлетворения своих низменных потребностей? Каким же надо быть конченым ублюдком. Скотство какое-то. Меня передернуло и от негодования начало бить мелкой дрожью.

– Сколько лет твоему брату?

– Восемь.

– А где вы живете?

– Там, – она неопределенно махнула рукой в сторону леса. – Мы построили шалаш, в нем и живем. Мы с вами там можем уединиться. Не беспокойтесь, брат нам мешать не будет. В шалаше есть ложе, будет удобно.

Я молчал. У меня не было слов. Видимо, она по-своему истолковала мое молчание.

– Пойдемте, – она попыталась взять меня за руку. Я отдернул руку.

Не надо никуда идти, девочка, и мне от тебя ничего не надо.

Я расстегнул кошелек на поясе, достал оттуда три золотых – безумные деньги по местным меркам – и протянул их девочке.

На секунду в ее глазах мелькнул алчный огонь. И она уже хотела взять деньги, но тут же остановилась. Теперь она смотрела на меня озадаченно.

– Что вы хотите, чтобы я сделала за эти деньги? А-а-а, кажется, поняла… Вы захотели не меня, а моего братика.

– Замолчи, – взорвался я. – Что за гадости ты говоришь?! Противно слушать. Это тебе просто так. Я же сказал – мне ничего ни от тебя, ни от твоего братика не надо.

Она смотрела на меня недоверчиво.

– Вы даете мне такие огромные деньги и ничего не просите взамен?

– Именно так.

– Но так не бывает, и я так не могу. Не приучена брать у кого-то деньги, не дав ничего в ответ. Это все равно что просить милостыню – попрошайничать. А попрошайничать – это очень плохо. Меня мама так учила.

Я искренне поразился этой непонятной глупой гордости – она готова продавать себя каждому встречному похотливому выродку за два медяка – это нормально, это по правилам, но взять деньги у постороннего просто так, ни за что, не готова. Ей не позволяло это сделать внутреннее достоинство и самоуважение.

– Это не милостыня. Это подарок, – нашелся я и насильно всучил ей деньги. – Фу-у ты. Я совсем запарился с тобой, – приподняв ворот тоги, вытер ею пот, обильно скопившийся на моем лице. – Забери сейчас же и спрячь куда подальше, – строго сказал я. – У меня времени пререкаться с тобой нет. Я пошел.

Она еще держала деньги на протянутой ладошке, смотря то на них, то на меня.

– Подождите. Не уходите.

– Что еще?

– Вам жарко? Вы хотите пить? – она задала свой вопрос, скорее утверждая, констатируя факт, чем спрашивая.

– Не стану отрицать. Присутствует.

Она наконец спрятала деньги и вытащила из-за пояса на спине керамическую флягу.

– Вот, пейте.

Теперь я в замешательстве смотрел, как она своими далеко не стерильными ручками вытаскивает такую же нестерильную пробку из горлышка фляги и протягивает ее мне.

– Пейте. Пейте. Там вода, она чистая, из родника.

Я не хотел обижать ребенка, хотя меня совсем не вставляло пить из данного сосуда – неизвестно, кто и когда прикладывался к нему. Внутренне перекрестившись, я сделал пару глотков, которые удовольствия, как в моей давешней фантазии, не принесли – водица была теплая, затхлая да еще с каким-то непонятным привкусом.

Девочка смотрела на меня внимательно, с ожиданием.

– Очень вкусно. Спасибо, – сказал я и отдал ей флягу. – Ну, все, бывай, этих денег тебе хватит на то, чтобы начать новую жизнь.

Я зашагал прочь, втайне оставшись собой довольным и даже гордым за то, что помог этому бедному ребенку выбраться из ужасающей ямы, в которую ее загнала жизнь. Хотя умом понимал, что всех мне на Юпинии не одарить.

Поскольку пить до сих пор хотелось, а жара не спадала, начал активно поглядывать по сторонам в поисках привала, чтобы переждать самый солнцепек. Через некоторое время увидел – справа от дороги, метрах в ста, проглядывало небольшое озерцо, а рядом стояло раскидистое дерево. Надо же, как по заказу. Значит, мне туда.

Сойдя с дороги и подойдя под сень дерева, я, к неописуемой радости, услышал журчание воды. Рядом с деревом из-под земли бил родничок. «Это я удачно зашел. Бинго». Ледяную чистую воду, от которой ломило зубы и замирало в груди, пил долго маленькими глотками, чтобы не простудиться, а потом еще и умылся. Откинулся на спину на мягкий ковер из густой травы. Живот был полный. Приятная прохлада после омовения холодила кожу. Сквозь листья деревьев жгучее солнце не доставало, а глубокая синева неба была видна. Красотища. Воздух просто необычаен. Он осязаемо насыщен ароматом полевых цветов и всевозможных растений, нагретых жарким солнцем. Где-то вдалеке, перекликаясь, щебечут птицы, а под ухом, жужжа крыльями, перешептывается о чем-то стрекоза, такая же, как на Земле, только шестикрылая. Она доверительно садится мне прямо на грудь и, замирая как изваяние, смотрит своими громадными непонятными глазищами – гипнотизирует. Задерживаю дыхание, боюсь вздохнуть и напугать насекомое.

Как когда-то отец мне говорил: если есть стрекозы, значит, с экологией в этом месте все в порядке. Стрекоза через какое-то время все-таки вспорхнула и улетела. Я, лениво проводив ее взглядом, глубоко вдохнул полной грудью вкусный чистый воздух. Благодать. Ненавязчивое журчание и плеск воды ручейка дополняли всю эту идиллию.

Боже, хорошо-то как. И совсем нет никакого беспокойства, хотя я не на Земле, а на совсем другой планете. Откуда-то появилась полная уверенность в том, что наша миссия пройдет без сучка, без задоринки и вообще все будет «гуд».

Только почему меня так клонит в сон? Странно. Я же прекрасно выспался на корабле, и во всем теле такая слабость, такая томная нега. В голове легкий дурман. Сейчас, находясь в тени этого дерева, мне было так хорошо, так спокойно. Я чувствовал умиротворение и защищенность. Полное слияние и воссоединение с природой. Уходить никуда не хотелось. Казалось, лежал бы здесь и наслаждался всем этим вечно. Подумалось, что, наверное, так чувствует себя человек в раю. Я положил руки под голову, смежил веки. «Еще полежу, – решил я, – немного, совсем чуть-чуть в этом маленьком раю. Соберусь с силами, а потом встану и пойду». Я даже не заметил, как заснул.

Очнулся от того, что кто-то меня пытался раздеть, одновременно обшаривая рукой во всех укромных уголках моего тела, и делалось все это, естественно, без моего дозволения, крайне грубо и абсолютно невежливо. Без какого-либо пиетета или хоть мало-мальской нежности. Хотя слово «очнулся» здесь не совсем подходит. Я как бы очнулся, а как бы и нет.

Все происходящее сейчас со