Одержимый - Ли Бардуго

взгляд на Алекс, и ей вдруг захотелось, чтобы Дарлингтон начал выражаться в более привычной для себя манере. Однако Тернер все же был детективом, и профессиональное любопытство взяло верх.

– Ты знаешь эту цитату?

– Кого убили?

– Профессора и декана колледжа Морса.

– Два тела, – задумчиво протянул Дарлингтон, и по губам его скользнула мимолетная улыбка – озорная, почти ликующая, ничуть не похожая на человеческую. – Будет и третье.

– Что за чертовщина?

– Она и есть.

– О чем ты? – потребовал объяснений Тернер.

– Я всегда восхищался добродетелью, – пробормотал Дарлингтон. – Но никогда не умел ее изображать.

– Он совсем спятил? – Тернер всплеснул руками.

Где-то внизу прозвенел дверной звонок, и тут же пискнул мобильник Доуз, заставив вздрогнуть всех, кроме Дарлингтона.

– Господи боже! – резко выдохнув, Доуз с ужасом уставилась на телефон.

– Кто там? – поинтересовалась Алекс, наблюдая на экране, как пристойного вида мужчина и женщина пытались заглянуть в стекло на входной двери.

– Похожи на агентов по недвижимости, – заметил Тернер.

Однако Доуз выглядела крайне испуганной; даже портал в ад нагнал на нее меньше страху.

– Это родители Дарлингтона, – пробормотала она.

15

Тернер покачал головой.

– Вы как дети, пойманные возле шкафа с алкоголем.

Алекс уже мысленно перебирала возможные планы действия, продумывала ложь и оправдания.

– Вы оба оставайтесь здесь и не светитесь, я ими займусь.

– Алекс…

– Просто позволь мне с ними разобраться. Я не стану никого бить.

По крайней мере, Алекс надеялась, что не понадобится. Пусть она не умела переводить с латыни и выискивать цитаты из Библии, но лгать родителям научилась отменно и занималась этим большую часть жизни. Однако сейчас ей попросту не хватало информации. Дарлингтон не говорил о матери с отцом, упоминая только деда – словно появился на свет из мха, цепляющегося за камни старого дома, и был любовно взращен сварливым стареющим садовником.

Сейчас ей не помешал бы старик Серый, время от времени слоняющийся по дому в халате, с мятой пачкой «Честерфилда» в кармане.

«Ну же, – мысленно взывала Алекс, торопливо спускаясь по лестнице и стараясь не паниковать. – Где ты?»

Она услышала, как Арлингтоны колотят в кухонную дверь. На экране телефона Доуз ясно виделись их недовольные лица.

– «Мерседес» на подъездной дорожке, – пробормотал отец.

– Он нарочно заставляет нас ждать.

– Сперва следовало позвонить.

– Зачем? – раздраженно пробурчала мать. – Он все равно никогда не отвечает.

В жарком бальном зале Алекс сильно вспотела, и все же одернула свитер, чтобы скрыть татуировки и выглядеть солидно и более-менее прилично.

«Здесь». Старик нашелся в залитой солнцем гостиной, у ног его примостился Космо.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала Алекс.

– Какого черта ты делаешь в моем доме? – жалобно спросил он.

Значит, Алекс не ошиблась. Этот Серый не просто забрел сюда, привлеченный атмосферой дома. Обычно призраков не тянуло в пустые места. Должно быть, это дедушка Дарлингтона.

«Пойдем». – Она протянула руку и будто дернула Серого на себя. Издав испуганное «о-о», мужчина ворвался в нее с хрипом, похожим на застарелый кашель. Алекс ощутила вкус сигарет и чего-то похожего на смолу. Рак. То был вкус рака. Мужчина явно ослабел перед смертью и страдал от ужасной боли, в нем раскаленным жаром пылала ярость, привкус которой тоже отчетливо чувствовался на языке. Впрочем, сейчас Алекс не нуждалась в его силе, ей требовались воспоминания. И они нахлынули, яркие и отчетливые, как у Жениха, которого она когда-то впустила в свой разум.

Алекс видела «Черный вяз» – живой, прекрасный, полный света и людей. Здесь собрались друзья отца, старого мастера из сапожной мастерской. А она бегала по коридорам за белым котом, который в конце концов выскользнул в сад. Конечно, это был не Космо, ведь столько лет прошло, и все же… Повернувшись, кот взглянул на нее, над глазом у него тянулся шрам. Любопытный кошак.

Он был единственным ребенком в семье, ни братьев, ни сестер, наследником семейного бизнеса и «Черного вяза». Впрочем, он не чувствовал себя одиноким. Здесь находился его дворец, крепость, корабль, на котором во всех играх он становился капитаном. В комнате наверху башни он курил украденные сигареты и смотрел на деревья, прятал сокровища под расшатанным подоконником – сперва комиксы и кусочки ирисок, после виски, сигареты и номера журнала «Холостяк». Воспоминания мелькали перед внутренним взором, быстро сменяя друг друга: старик отец плакал, подписывая документы о закрытии фабрики; он тащил по темному коридору Джинни Бьянки, тяжело дышал ей в ухо и извергал семя прямо в руку; одетый в черный костюм, скорбел после кончины матери; в том же черном костюме хоронил отца; купил жене темно-бордовый «Мерседес» и, остановив машину на подъездной дорожке, занялся с ней любовью на заднем сиденье.

– Давай поедем в Калифорнию, – прошептала она. – Прямо сегодня.

– Конечно, – машинально отозвался он, хотя вовсе никуда не собирался; «Черный вяз» нуждался в нем, как и всегда.

Он наблюдал за ней, стоя на пороге комнаты. Поджав под себя ноги, она слушала музыку – он такую не понимал и на дух не переносил – и пила водку из большого стакана, а заметив его, на нетвердых ногах подошла к проигрывателю и прибавила громкость.

– Алкоголь убьет тебя, – предупредил он. – Печень уже пошаливает.

В ответ она лишь снова прибавила звук.

В конце концов его слова сбылись. Пришлось покупать очередной черный костюм. Впрочем, он не винил ее за неспособность вовремя остановиться. Нельзя отказаться от того, что любишь, в чем нуждаешься.

Он держал на руках ребенка, сына… нет, внука. Ему давался второй шанс все сделать правильно, закалить характер мальчика, вырастить из него истинного Арлингтона, сильного, способного, ничуть не похожего на слабовольного придурка-сына, которого преследуют неудачи. Какой позор! Не будь внешне Дэниел точной копией Арлингтонов, он бы заподозрил, что жена спелась с каким-нибудь бесхребетным художником, с которым коротала вечера. И все же он чувствовал, будто смотрит в кривое зеркало и видит в нем себя, лишенного всякого внутреннего стержня. Нет, он не допустит тех же ошибок с Дэнни.

Дом теперь сильно изменился, погрузился в темноту и тишину. Лишь Бернадетт что-то напевала на кухне да бегал по коридорам Дэнни, как и он сам когда-то. Он не ожидал, что состарится, и на самом деле не очень понимал, что такое старость, однако тело постепенно бунтовало, а давящее чувство одиночества словно бы только и ждало, когда движения замедлятся, чтобы его поймать. Прежде он был сильным и бесстрашным, и когда Дэниел с женой отменили очередной визит, лишь бросил: «Хорошо», хотя в голосе больше не слышалось былой уверенности.

Когда подкралась смерть? Как узнала, где его