Мой Тёмный Амур - Алексей Вячеславович Гришин

– Ты мог бы после прийти и рассказать, что спас меня. Я бы поблагодарила.

– Не нуждаюсь в благодарности. Скорее тебе спасибо, ведь я задумал взять эту историю за основу сюжета для своей новой книги. Уже набросал черновик. Если выйдет сносный роман, то, пожалуй, завершу на нем свою писательскую карьеру в мире простых смертных.

– Спасибо, Валентин. – Я впервые вслух называю его по имени. – С опозданием на сто лет, но…

Внезапно мне в голову приходит новая мысль, от которой становится не по себе.

– Стоп. Ты спас мне жизнь, а сто лет спустя увидел меня на вечеринке и решил убить? Почему?!

По короткой гримасе на лице Валентина я догадываюсь, что дошла до сути вопроса.

– Ты же утверждал, будто решил поцеловать меня, потому что я скучная, жалкая и не способна никого заинтересовать.

– Это не так, – словно через силу признается он. – Я был не вполне откровенен. Ты не показалась мне жалкой.

Он собирается продолжить прогулку, словно провел черту под нашим разговором, но я встаю у него на пути.

– Нет уж, говори! – Я повышаю голос. – Это вообще-то моя жизнь. Я имею право знать, что происходило в твоей больной голове, когда ты задумал ее отнять.

Валентин пробует меня обойти, но я снова преграждаю ему путь. Наша дуэль взглядов заканчивается его проигрышем. Он нехотя начинает говорить:

– Тогда, во время пожара… Храбрость завораживает: я давно не видел, чтобы кто-то подвергал себя опасности ради смертных. Меня это впечатлило. Я расспрашивал о тебе, пока ты выздоравливала. И потом, в следующие сто лет, время от времени интересовался, как у тебя дела. Так и выяснил насчет того убийства. Легко было догадаться, кто виновен. Меня удивило, насколько плохо ты разбираешься в людях. – Валентин отводит со лба седую прядь, и она ловит отсвет уличных огней. – В каком-то смысле я считал тебя своей, ведь без меня ты умерла бы еще тогда. И когда я пришел на вечеринку… мне просто было скучно. И я злился. Та нимфа пригласила меня, она знала, где я живу, зашла ко мне днем. Я ничего такого не планировал, просто хотелось выпить, развеяться, понаблюдать за глупостями, которые все творят пьяными. Я совсем недавно убил Самиру. Обычно я позволяю себе подобные развлечения не чаще, чем раз в несколько десятилетий.

Итак, он признался, что убил ее. Лео был прав: Самира, хозяйка косметического бренда, не уехала в кругосветку и не поселилась на экзотических островах. Ее поцеловал Темный Амур и наложил заклятие, запрещающее его выдавать.

Мои губы невольно кривятся от презрения и злости. Проводя столько времени с Валентином, я начала забывать, какой он больной ублюдок, давно утративший представления о морали. Сейчас он произнес слово «убил» с такой легкостью, что я сразу вспомнила, с кем имею дело.

– Так почему ты решил позволить себе… развлечение? – Горло перехватывает от того, насколько мне омерзительно это слово в таком контексте. – Зачем кого-то спасать, а потом убивать?

– Потому что это способ им завладеть. Я увидел тебя на вечеринке совершенно живую, скучающую и испытал острое, внезапное желание обладать тобой полностью. А потом освободиться от тебя раз и навсегда. Я часто думал о тебе после того пожара. И мне не нравится, когда кто-то слишком сильно занимает мои мысли.

Валентин обращает на меня свой фирменный невыразительный взгляд, который скрывает куда больше, чем выдает.

– Теперь ты доволен? – спрашиваю я, не представляя, что еще можно сказать.

Он не отвечает. В том, что он выдал мне свои нездоровые мотивы, есть что-то интимное, куда более личное, чем соприкосновение тел во время секса.

– Я понятия не имею, что это такое – быть довольным. Но сейчас… пожалуй, я сделаю тебе подарок, – наконец говорит он. – Я знаю, ты проводила со мной время в надежде завоевать мое сердце. Надеялась, я полюблю тебя, поцелую и ты не умрешь. Но этого не будет. Я не хочу питать твои пустые надежды. Не хочу, чтобы ты тратила драгоценное время на попытки добраться до моих эмоций. Пойми, я не способен никого любить. Вместо сердца у меня давно только угли, и этого не исправить. Мне нравилось играть с тобой, но, думаю, нашу игру пора прекратить.

– О да, – ядовито отвечаю я, – не имею ни малейшего желания продолжать наше общение.

Почему-то мне обидно до слез. Несмотря на все, что узнала, сейчас я чувствую себя брошенной. Как он мог так легко отказаться от того, чтобы разделить со мной последние дни! Нам же было так хорошо вместе…

Валентин просто кивает, не возражая. Все это время я была для него просто вещью, которой хотелось обладать, владеть безраздельно. А потом, через тринадцать дней, разбить ее и выбросить, чтобы она не занимала место в доме. Интересно, он каждый раз так чувствует себя, когда убивает девушку-амура, или во мне было хоть что-то особенное?

– Я презираю тебя, – заявляю я, чтобы хоть немного задеть его в отместку. Впрочем, вряд ли его волнует мое мнение. – Надеюсь, ни одна дура никогда тебя не полюбит. Ты этого не заслуживаешь. А теперь проваливай.

В том, как послушно Валентин исполняет мой приказ, есть что-то тошнотворно-волнующее. У меня все сжимается внутри, когда я вижу его удаляющуюся спину в черной рубашке. Хочется крикнуть вслед что-нибудь злое, но я знаю: его все это не задевает. Ему все равно.

Я смотрю ему вслед, пока он не сворачивает с набережной на ближайшую улицу. В глазах слезы, и я отчего-то стараюсь не дать им пролиться, хотя на пустынной набережной их все равно никто не увидит.

* * *

Вернувшись в Коммуналку, я отправляю из общего зала отчет об успешном выполнении задания. Надеюсь, в комнате меня ждет еще одна заявка, Аврора ведь сказала, что мне стоит сосредоточиться на работе. Однако заявок нет.

Моя последняя неделя простирается передо мной, словно пустыня. Без работы, без встреч с Валентином. Вещи разобраны, дела завершены. Это как ждать поезда, если приехал на вокзал слишком рано.

На следующее утро я иду к Авроре. С тех пор как она узнала, что со мной случилось, мы встречаемся каждое утро. Я не спрашиваю, удалось ли ей что-нибудь узнать – по ее грустному измученному лицу и так понятен ответ.

Мы вместе завтракаем на кухне. Аврора теперь сама покупает продукты и кормит меня, у меня же просто нет сил думать о бытовых вопросах.

Каждое следующее утро начинается с того же: кухня, завтрак, ничего не значащие разговоры. День за днем Аврора выглядит все хуже: все менее